Таисия Пьянкова - Тараканья заимка
При этом, от чрезмерного восторга, Глохтун крутанул ногою и пожелал принять от Корнея одобрение.
- Ну?- спросил он нетерпеливо.- Каково?! Хто еще в Обзорные способен придумать такое - у блохи фамилию требовать? И всякая выдумка у него наособицу...
- У Якишки у Морозова тоже все как есть наособицу,- сказал Корней. - Которое утро на сарайку влезает, руками себя хлопает и голосит на всю округу. Да ведь сколь умело петухам подыгрывает! Мы через речку живем, и то нашим курам ажно глаза туманом затягивает. Это ли не даровитость?
- Во-от, вот, вот,- заклохтал Тиша.- В том-то и беда мозговитых людей, что их очень непросто от безмозглых отличить. Чтобы в признаках величия тонко разбираться, опять надо обладать небесным озарением. У Яшки у Морозова исключительность его неделями повторяется - покуда его отец дубиною не отходит. А у Мокшея она всякий день разнообразится. Значит, голова его варит, а не переваривает одно и то же...
- Разнообразится,- с печалью перебил Корней брата,- сегодня грезится, завтра блазнится... Ладно, Мокшей - этот и в самом деле на ходу подметки рвет. А у Прохора твоего Богомаза? У него только одна замычка - барыню написать. И у Фарисея одна...
- У них цель, а не замычка. Ясно? А у Якишки какая цель?
- Народ повеселить... Разве это не цель? К тому же, в отличку от Семизвона, кормежкою да брагою он за это не берет...
И от этого довода сумел бы Глохтун отбрехнуться, да только не захотел Корней выслушивать осточертевшие его бредни. Тихон еще о чем-то рассусоливал, а он, подбросивши в печь поленьев, прикрыл дверцу, поднялся с низенькой скамейки и ушагал в свою портняжью клетуху.
Там Корней раздумался о том, кому на руку доброта таких, как он, уступчивых людей. Не на подобной ли покорности взрастают всякие там Тишки да Несторы - пустозвоны да неспоры, Прохи да Мокшухи - пройды, побирухи[6]. За что же тогда, за какие заслуги воздавать на небесах доброте, коли плодит она своею сговорчивостью дармоедов да краснобаев? Выходит, что ей и после смерти самое место в преисподней. Однако в Законе Божьем нету заповеди - не воскорми тунеядца. Коли обвинять доброту, тогда и Землю-матушку не трудно укорить тем, что она питает собою и белену, и волчье лыко... Не Земля, знать, виновата, а зернышко. Однако же и злое зернышко сотворено владыкою не по недомыслию, а с умыслом. И в нем, видать, имеется необходимость. Выходит, что в устройстве жизни земной все мы чего-то сильно недопонимаем. Ведь, по сути, мы не знаем даже того, для чего она задумана, жизнь? Чем она становится потом? Где скапливается? Что из нее дальше господь лепит? А насчет того, что им в жизнь всякое мироедство выпушено, так ведь на то и щука в море, чтобы карась не дремал... Ведь человек от человека усовершается...
Тихон собрался, ушел в деревню, а Корней, сидючи в раздумье, даже иглою портняжьей поддевать позабыл. Вперился в ламповый на столе огонек недвижным взором и задеревенел. Он и внимания никакого не обратил на то, что дверь клетухи кем-то осторожно отворилась и обратно вернулась до порога, никого не впустивши. Ему лишь где-то далеко в себе подумалось: "Нешто Тихон воротился? Может, денег спросить?" Корнею даже вздохну лось: что-де с гулеваном поделаешь? Вздохнулось, и горькая эта дума привела его немного в себя. И опять он ухватился за иглу. Но и стежка путевого не успел положить, как ламповый огонек заволновался безо всякой видимой причины - вроде кто подул на него сверху.
"Дверей путем не прикрыл", - снова подумалось Корнею о Тихоне. Отложив с колен работу, он собрался подняться, чтобы унять сквозняк, но лампа вдруг совсем погасла.
- Керосин кончился? - сам у себя спросил Корней.
Он, придержавши рукавом горячее стекло, поболтал лампою. Нутро ее жестяное плескануло тяжело.
"Странно, однако",- подивился Корней и шагнул - сходить в избу, огня принести. Но из темноты ка-ак кто-то дохнет ему в лицо полной грудью. Ажно свалило обратно на лавку, затылком о стену пристукнуло. И тут уж явно раздалась дверь да крепко захлопнулась. И сеношная проделала то же самое. И все. И ни звука больше ни в доме, ни во дворе.
Что могло Корнею этой минутой подуматься?
Да ничего. Просто сидел он, ждал смерти, чуя на лице такой холод, будто оно ледяной коркою от того дыхания взялось.
Никто, однако, в клетуху не воротился, не представился хозяину и огня в лампе не засветил. Пришлось Корнею пересиливать себя - не век же истуканом сидеть.
Встал он на слабые ноги, из дому вышел. На дворе полные сумерки. На небе ни луны, ни звездочки. Только вьется, мельтешит в воздухе мартовский легкий снежок. При нем ясно видать, что по двору натоптаны одни только разлапистые следы тяжелого на поступь Тихона.
Корней за ворота выбрел - и там никого.
Протоптанный в сторону реки Толбы медвежий след Тихона успело припорошить снегом. Боле ничего. Лишь какая-то крупная птица минует облетом заречное село Обзорино. Должно быть, идет на дальние кедрачи. То ли глухаря понесло на скорое токовище, то ли неясыть оголодала- решила подохотиться, а может, и впрямь... ведьма полетела., полощет над землею своею черной раздувайкой...
Насчет ведьмы не Тихон сочинил. Последнее время стали многие поговаривать, будто бы появилась в тайге серебряная девка. Прикрыта девка черным балахоном, который служит ей заместо крыльев. Придумано еще, что ее вроде бы диким вихрем на землю с луны сдунуло, что никакая она не ведьма. Просто на луне все люди таковы. А имелось убеждение еще и такое, что никакой вихрь ни с какой луны ее не сваливал - это колдуньи Стратимихи дочка. Прилетает она из тайги до Юстинки Жидковой, дружбу якобы с которой старательно охраняет от людей, а особенно от матери.
Ерунда, конечно, собачья. Но ежели эта ерунда и вправду имеет облик ведьмы, так неужто ей захотелось пахать ночное небо только для того, чтобы погасить огонь в лампе? Чепуха, конечно. Но ведь кто-то в доме был. Или Корней совсем уж с ума рехнулся?
С тем и воротился Мармуха в дом. Опаскою забрал он из своего закута лампу, в избе поспешно насадил на ее фитилек живой свет, однако в клетуху пойти не поторопился. А присел в избе на лавку, стал прикидывать:
"Может, Тихон какую шутку надо мной вычудил? Может, надеется пуганым меня сотворить, чтобы я никак не сопротивлялся его разгулу? Люди-то пересказывали, что Тишкина свора грозилась из меня идиота сделать. Я, видите ли, брату плешь переел. Видно, и девку таежную они придумали - Юстинку опорочить, потому как она всею душой меня жалеет. Грозится свару наказать. Да что она с ними сделает? А с этих штукарей любая проделка станется..."
Станется не станется, а на этом выводе Корней немного успокоился. Но боязнь вовсе не покинула его. Все казалось, что по оконцам не снег шебаршит, а кто-то огромный, сизый трется поседелой спиною о стекло. Поленья в печи стреляют - не совсем просохли за долгую зиму. Ворошатся поленья в огне, а представляется, что кто-то через трубу в устье печное спрыгнул и сейчас вылезет наружу...
