Хаген Альварсон - Скрипач и фоссегрим
— И я говорю нет, — смеётся Кари, — может, поспорим?.. Ничего не сказал Виглаф — связанный, израненный, коленопреклонный… Пир вранов был кругом. Пепел, прах, разорение. Черная дымная руина вместо родного гнезда, и он — в сердце её. Крысы разграбили и сожрали его мир. Он стоял на коленях и смеялся, умирая.
— Ну, теперь и правда некого убить, — грустно молвил Кари.
— Думается, ты ошибся, — крикнул Вальдер, выходя на поляну.
— Смотри-ка! Этот уж точно его отродье! Ну, Виглаф? Скажешь, где серебро? Поник головою старый Виглаф. И молвил тихо:
— Да. Глянул на сына с ненавистью и добавил:
— Если он уйдёт невредимым.
— Я не уйду, — так же тихо сказал Вальдер.
— Ну и дурак, — заметил Хаки. То были его последние слова.
Позже люди говорили, что соседи-бонды пришли на помощь и перебили чужаков. Да только не видел никто той битвы, и некому о ней сказать. Багровый туман разлился по поляне. Алое марево накрыло Вальдера, словно кровавый прибой. Мир заледенел в этом кровавом бреду. Ярость и боль, бешенство, безумие, волчий плач, рёв ветра, серебро луны, боевая пляска предка-медведя…
Пожар взорвался в душе, и родич-медведь танцевал на поляне, разрывая глупых крыс на куски. Вальдер не помнил, был ли у него меч или нож. Помнил только скрипку да смычок. И плакал от гордости и стыда старый Виглаф, ибо чуял, как кипела кровь пращуров в жилах сына. Когда Вальдер пришел в себя, кругом лежали мёртвые викинги. У них были какие-то странные глаза. Что видели они перед гибелью? Кто скажет? Вальдер не знал. Не то его заботило!
— Отец! — Вальдер рухнул на колени, подхватил Виглафа, — держись, батюшка! Сейчас перевяжу…
— Тихо! — прервал отец, и стало ясно, что это его самые последние слова, — наклонись… ближе… И прошептал:
— Серебро под елью. Найди фоссегрима. Он тебя научит… раз я не сумел…
— Батюшка! Да как же так…
— Клянешься?
— Да… Да, отец мой. Клянусь! Слышал ли Виглаф? Кто скажет? Пепел и кровь. И — смех хранителя Равенсфьорда.
— Я похороню их. — заверил он, — всех. А ты бери серебро и уходи.
— Я ненавижу тебя, — прошептал юноша, обнимая мёртвого отца.
— Имеешь право. Ты — последний из рода.
— Как найти фоссегрима?
— Осенью иди за лебедями, что улетают. Смотри, где они останавливаются.
Раньше один фоссегрим жил на острове Стредсей, на озере Гормсэар. Надеюсь, птицы приведут тебя туда.
— Я хочу остаться и похоронить отца.
— Нет. Я похороню ВСЕХ. Тебе нельзя это видеть. Никому нельзя. Теперь иди. Вальдер хотел задать вопрос. Не один. А потом — ударить этого человека. Кулаком, ножом, смычком. За его глаза. За его голос. За то, что он такой.
Вальдер снова хотел безумия, алого марева, бури и гнева, чтобы, не помня себя…
Но он лишь кивнул, взял скрипку и лопату. И пошёл к ели: в пути пригодится серебро.
3
— Юноша, купи козу!
— Отстань.
— Юноша, купи козу!
— На что она мне?
— Слыхала я, ты кой-кого ищешь. Так? Вальдер замер.
— Ну что окаменел лицом, — захихикала бабка, — это город, юноша! Так что? Ты же ищешь фоссегрима?
— При чем тут твоя коза? Бабуся всплеснула руками.
— Ну что за времена! — запричитала она, сверкая хитрющими глазами, — ты хоть знаешь, кто это?
— Ну и кто?
— Купишь козу — расскажу!
— Сперва расскажи, потом посмотрим. Не то что бы ему было жаль серебра — просто он не представлял, что делать с такой замечательной пучеглазой козой. Почти козлёнком. Ну не на вертел же…
— Такой молодой, а такой недоверчивый, — притворно вздохнула старушка, — ну слушай…
Фоссегрим, иначе грим-музыкант, из древнего рода троллей. От века живет он на острове Стредсей, ибо любит воду. Вид имеет отвратный, как и все тролли. Весь в бурой шерсти, жирный, лупоглазый, а на голове длинные зеленые пряди. Есть у него хвост, весь в чешуе. По 7 пальцев на руках и громадная зубастая пасть! Он умеет играть на скрипке. Ежели хочешь научиться, то приведи ему козленка. Он его сожрет, а потом возьмет твою руку и станет водить по пальцам смычком, покуда не польётся кровь. Коль тощий был козленок, то научишься только пиликать. А коль жирный — заиграешь так прекрасно, что, слушая твою музыку, пустятся в пляс деревья и замрут от восторга водопады… Теперь понимаешь, юноша, почему не следует идти к фоссегриму без козлёнка? Вальдер посмотрел на козочку. Та грустно промекала, опустив голову.
— А без козленка никак?
— Никак, юноша.
— А ты откуда столько знаешь, добрая женщина? Сама-то видела?
— И не видела, и не желаю видеть! — возмущенно нахмурилась бабуля, — да только люди так говорят. Я от бабки своей слышала, она — от своей. Раз люди говорят, то это правда. Коза замекала, и Вальдер усмехнулся: скотинка хихикала на свой манер.
— Зря ты мне рассказала, — молвил юноша, — ибо плохо кормила свою козу.
— А ты что же, — поморщилась старуха, — хочешь играть, как скрипачи из рода Виллеман?
— Я последний из рода Виллеман. Женщина хмыкнула.
— Что ж, — заметила она, — говорят, и Вилле Фольгера учил фоссегрим. Теперь хмыкнул юноша.
— Сколько стоит коза?
Белые птицы спускались на гладь озера, точно хлопья снега в зимнюю бурю. Вальдер поёжился от внезапного холода, хоть ветра и не было. Остров темнел вдалеке, за крыльями лебедей. Они плыли туда, словно айсберги — такие же величественные и спокойные. Было холодно смотреть на них и на остров. «Что может тянуть их к обители тролля?» — подумал Вальдер, шагая по берегу. Коза уныло плелась рядом.
— Хэй! Ты на Стредсей? — окликнул усатый паромщик.
— Да. Отвезёшь?
— Ну. Давай, залазь. Фоссегрим будет рад. Ты же к нему?
— В общем да, а… откуда…
— Хэй, глядите-ка! — воскликнул паромщик, — он к нашему гриму! Ещё один! Кучка людей взорвалась хохотом.
— При струмэнте, ты смотри!
— А коза тощая, жалко глядеть! Кожа да кости!
— Передавай привет троллю! Вальдер кивнул. Викинги потешались похлеще. Спросил паромщика:
— Что тут смешного? Скажите — посмеюсь.
— Много вас таких, — отвечал усач, — кто возит мясо на остров. Да только никто ещё не вернулся оттуда спиллеманом.
— Что же, нет там фоссегрима?
— Нет, конечно. Говорят, там живет банда каких-то прохиндеев, что дурит таких как ты.
— А вы что, поселяне, нет бы выгнать их оттуда?
— Не больно надо. С ними веселее. Да и, опять же, спрос на коз, — улыбнулся усач. Вальдер смотрел на далёкие скалы и на белоснежных птиц. Зябко поёжился, спрятал руки в карманы. Мрачный образ леденил душу и тело. Словно белые птахи уносили за виднокрай частицы его тепла. Словно незримый морозный свет исходил от скал, насквозь пронизывая скрипача. Похищая тепло его тела.
