Татьяна Никонорова - Когда научат предавать
— Это не важно, — усмехнулся Кин, — я не желаю вас здесь видеть!
— Ты не можешь решать за всех! — оскорбилась Тамара. Кин понял, что она хотела сказать.
— Это мнение всех! — внезапно Кин почувствовал, что такая попытка бесполезна. Пришельцы просто не поймут, откуда Кин знает мнение всех, ведь город вообще о них еще не знает.
А город знал и о них, и об их миссии, и о том, что вообще произойдет. Знал и хотел, чтобы они убрались. Но пришельцы этого не поймут так же, как Кин не мог понять некоторых их мыслей. Слова были простыми, но их смысла Кин не улавливал даже на уровне подсознательных образов. Образы были, а смысла не было!
Кин отхлебнул коньяка из стакана, принесенного Тэрри, скрывая за этим жестом детальную проверку пришельцев. И поперхнулся: у них не было ветви. Вообще. Их будущее было туманно, расплывчато и подвержено эрозии. То есть, у них не было будущего. Они творили его сами, ошибаясь на каждом шагу, следуя лишь за собственными эгоцентричными принципами и потому мешая друг другу, заступая друг другу дорогу. Это было ужасно. И теперь уже Кин пожалел их. Они действительно приведут его к смерти, но ненароком, просто потому, что они такие — разрушители по природе. Если бы они не просто понимали, а видели результаты каждого поступка на ветви вероятностных возможностей, много плохого не было бы совершено. Они бы просто не пришли к нам, понял Кин. Жалость, такая как сейчас, была для него внове. Она была скулящей и бесполезной, но продолжала досаждать. От нее сложно оказалось избавиться.
В школе Кин изучал древнюю историю, когда люди еще не пришли в это измерение и не основали город, ставший родиной Кина, Дэлль, Тэрри и других. Так вот, они проходили тему «Библия», и узнали кто такой Иисус. Наверное, он тоже был подвержен именно этому виду жалости, что гложет сейчас меня, размышлял Кин. Только для Иисуса эта жалость оказалась губительна. Он умер за тех, кого жалел.
— Хорошо, — наконец решился Кин, — мы проведем голосование в Совете! И тогда вы узнаете мнение всех.
Тамара и Сергей переглянулись. Кин отвлеченно отметил, что все пришельцы думают о том, что в совете их встретит кто-то постарше. Постарше Кина и Тэрри. Постарше ребят на стадионе. Тэрри покачал головой, эти пришельцы не воспринимали никого всерьез только из-за возраста. Тогда как любой в городе мог бы причинить каждому из гостей максимум ущерба. Во всех смыслах.
Глава 5
В Совете их уже поджидали. Высокое здание, казалось, состояло из одних воздушных арок. Каждая арка — маленький балкон, — представительства разных групп и сообществ города. Уже собрались представители учебных заведений и были заняты почти все балкончики торговых дистрибьютеров. Пустовало пока место арбитров Совета. Кин вспомнил, что Дагбир, арбитражный судья, болен уже несколько недель. Его собирались переизбрать, но не успели. Оставалось еще три недели до кремации судьи, потому никто особо не торопился.
Стоило Кину и процессии, замыкаемой Тэрри, приблизиться к Совету, как вперед, встречать их, вышла Палео, первая заместительница Дагбира. Она прослужила в Совете почти пять лет и заработала немалый авторитет. С ней считались даже старейшины — те, кто подошел вплотную к двадцатилетнему возрасту.
Палео лишь коротко кивнула Тэрри, предложив ему остаться на улице и проследить за горожанами в отсутствие Кина. Шериф будет занят, говорили ее мысли. И только пришельцы не услышали этих слов. Для города это было неслыханным — впервые на Совете присутствует незаседающий. Но Свободное Правительство посчитало, что именно Кин обладает правом высказываться. Его смерть стоит рядом с незваными гостями.
— Предлагаю заседание считать открытым! — провозгласил оратор, — Сэммол, — один из лучших друзей Кина.
Предусматривая все традиции и ритуалы, Палео зачитала приготовленный текст, в котором сообщались цели проходящего заседания. Кин слушал вполуха. Краем сознания он отметил, что весь город замер, стояли все индустрии, все слушали слова Палео. Сами же пришельцы были явно разочарованы тем, что увидели. Дети! Кин скривился, едва до его внутреннего слуха дошли отголоски этого слова. Мы не дети, со злостью думал он. И наше собрание отнюдь не фарс. Мы живем так, как живем! Почему они считают, что имеют право вмешаться, учить нас, как нам надо, по их мнению, жить.
— Дети, послушайте, — поднялся Михаил. В его голосе чувствовались повелительные, учительские нотки. Совет зашумел, не дал пришельцу договорить. Все повскакивали с мест и пытались что-то говорить одновременно. Эмоции, усмехнулся Кин. Ветвь подсказала, что если он начнет говорить, остальные сразу смолкнут. Шериф был неоспоримым авторитетом.
— Мы, однако, не дети! — Кин встал, засунув руки в карманы тесных джинс. И хотя по возрасту он действительно был, на взгляд пришельцев, молод, в его движениях и манере говорить не было ничего детского.
— Вы — заигравшиеся дети! — обличительно воскликнул Михаил.
— А вы на нашей территории. Кажется, у вас есть поговорка: в чужой монастырь со своим уставом не лезут!
— Но мы хотим лишь помочь! — заискивающий тон Тамары почти вывел Кина из себя. Почти!
— Помочь? — включилась в разговор Палео, — Чем?
— Новые технологии, упорядоченная власть, счастливое детство!
— Нет! — вскочил с места Велерми, представитель торгового сообщества. Кин его плохо знал. — Нам ничего от вас не нужно!
— Вам нечего нам предложить! — поддержал его Сэммол.
Кин думал. Чертовски неприглядная ситуация разложилась в его голове. Объяснить пришельцам, что мы давно перегнали их в технологическом плане — самоубийство. Тогда они не отвяжутся! Палео передернула плечами: выпроводить их и обновить барьер! Совет замолчал, диспуты продолжились на недоступном пришельцам уровне.
Но если мы ничего не объясним, они подумают, что мы что-то скрываем, возразил Дарв, — ответственный крематор. И все равно найдут способ вернуться, вновь усмехнулся Кин. Вообще, в последнее время шериф перестал улыбаться, размышлял Тэрри, стоя на улице. Только усмехается… Не твое дело, прервали ход мыслей предсказателя недовольные эмоции Кина.
Палео предложила вынести на голосование несколько предложений. Одно из них — отправить ответную делегацию по другую сторону портала. И после объявить, что наш мир ни в чем не нуждается!
