Татьяна Тихонова - Граница
— Ася, это почти признание в любви! — засмеялся сверху Клим. — До встречи…
3
Рассвет застал меня в лесу. Я уже миновала топи. От березок рябило в глазах. Я шла, собирая подмеченные накануне подосиновики, а в голове крутились события прошедшей ночи. Почему дед мне не рассказал про драконов, а может он их и не видел? Я вспомнила, как дед настаивал, чтобы я ехала учиться на лесника — это он так говорил — сейчас-то я понимаю, что ему было важно, чтобы я осталась в лесничестве. Но до конца учебы мне еще три года, и что делать в конце лета, когда мне придется уезжать в город? Придется потом спросить у Клима. А может надо сейчас спросить, ведь им нужна будет замена… В общем, я пыталась думать о своей обычной жизни, а мысли мои все время возвращались в лес, к той неведомой для меня раньше границе.
Я не заметила, как подошла к поселку и пошла по улице, ведущей к дедову дому. Дом стоял на отшибе, срублен был крепко, вокруг было много дворовых построек, видно сразу — большое хозяйство. И это понятно, у нас всегда были большие дружные семьи, мне много об этом рассказывала прабабушка.
Но женщины нашей семьи почти никто не знали и не рассказывали о границе, я, пожалуй, первая была посвящена в эту тайну — и то от безвыходности.
Краем глаза я уже давно заметила, что соседка, бабка Силантьевна, наблюдает за мной из-за ограды. Когда я поравнялась с ней, раздался ее сварливый голос:
— Ну, что, доченька, и ты в лес повадилась? И тебе дед голову затуманил?
— Здравствуйте, Марья Силантьевна, я по грибы ходила… — хорошо еще, что не забыла грибов насобирать, подумала я.
— Да все вы Петрушины с головой набекрень… — Силантьиха с досадой плюнула и пошла к себе в дом.
Я, наконец, добралась до своего дома и — сразу в сад. Еще прадед мой вырастил здесь замечательный сад с яблонями, грушами, сливами. Сейчас он стоял заросший сорняками, одну яблоню придется убрать — вымерзла прошлой зимой, а у дедули уж не было сил заниматься садом. Так, идя по дорожке, я добралась до малины. Здесь, в детстве, мы всегда играли в шалаше, который нам дед подновлял каждый год. Малина стояла рясная, пчелы кружили над ней, утреннее солнце припекало все сильней. Присев на траву и привалившись к теплому стволу яблони, я грустно уставилась на свой шалаш. Легкий ветерок шевелил длинные стебли малины.
"Ничего себе ветерок, это… уже… не ветерок", — подумала я, глядя, как нагибается и резко выпрямляется ствол малины. Встав на четвереньки, я удивленно уставилась под куст. Пока ничего. Вдруг что-то мелькнуло в траве. Я не шелохнулась. И тут прямо на меня выходит… жуя мою малину,… гном. Ростом он был еще меньше Михи, с большую крысу, нахальные глазки уставились на меня, понятно, он думает, что я не могу его видеть…Та-ак, а почему собственно я-то его вижу? Мой взгляд метнулся к руке, точно, браслет забыла снять. И тут я срываю малину и протягиваю этому нахалу.
Как он завизжал!!! Подпрыгнув на два своих роста, несчастный гном зацепился за малину и повис… и замер с вытаращенными от страха глазами. Я хотела его снять, но не тут-то было, он взялся царапаться и кусаться, тогда я, взяв прут, подцепила его за одежду и стала опускать. Так он, как сиганул, свалился в траву и… исчез.
Я сидела в траве, ела малину и тихо, по-идиотски хихикала, а когда подумала, что вот, если бы меня сейчас бабка Силантьиха увидела… то… и еще долго не могла остановиться и, привалившись к старой яблоне, смеялась сама с собой. И радостно мне было от того, что вот еще день назад от одиночества и горя мне хотелось выть в этом старом заброшенном саду, а сейчас у меня появились пусть еще не друзья, но им я была нужна, вот такая какая я есть — необщительная, молчаливая, не такая как все, им было это не важно.
4
Я проспала под яблоней почти весь день. Солнце клонилось к вечеру, когда я открыла глаза. Подойдя к дому, я остановилась. Жажда деятельности вдруг охватила меня — надо непременно что-то сделать. Взгляд упал на разросшиеся кусты сирени. Здесь когда-то была беседка, мы часто пили в ней чай с бабушкой в жару. Подойдя ближе и раздвинув ветки сирени с засохшими цветами, я поняла, что беседка никуда не делась. Вооружившись топором, секатором, в отцовых верхонках до локтя я ринулась в бой. Но до наступления темноты удалось добраться лишь ко входу — потемневшее от времени дерево очерчивало его в сумерках, остальное по-прежнему скрывала сирень.
Усевшись на ступеньку, я окинула устало взглядом кучу сваленных веток и замерла. Прямо напротив, скрестив руки на груди, и отставив ногу, стоял крысёныш, пардон, гном.
— Ну… — я растерялась, — что ты хочешь…?
— Тебе приказано! — взвизгнул он. — Вернуть браслет на место… — Он отступил от меня на пару своих крысиных шагов. — Отдай его мне, я его сегодня же верну, туда, откуда ты его взяла.
— Не отдам. — Что-то мне не нравилось в нем, мне хотелось схватить его за шиворот и отшлепать.
— … ты! — он выпучил глаза, наверное, от гнева. — Что ты возомнила там себе? Ты украла браслет…
— …кто ты?
Пока я говорила, я вдруг подумала, что, если у меня остался браслет, значит, и зеркало у меня, в куртке… а куртка… под яблоней. Забыв про крысеныша, я побежала к яблоне. А обиженный гном закричал мне в спину:
— Я всегда жил в вашем доме… Егорыч никогда не видел меня, но всегда оставлял мне молоко и что-нибудь вкусненькое…
Его слова поразили меня. Я нашла живое существо, которое тоже любило моего деда, и умудрилась уже успеть обидеть его. А гном продолжал укорять меня:
— …а теперь… я никому не нужен, ты меня не слушаешься и нарушаешь правила… — он даже по-моему всхлипнул.
Но я не могла терять ни минуты, если зеркало потеряется, как тогда я вновь увижу всех… Схватив в охапку отбивающегося крысеныша, я рванула к яблони.
Вот и она. Темно. Наощупь. Куртка! Ура! Где зеркало? Где? Ну, где же оно? Я из леса прошла сразу сюда, значит фонарь должен быть в куртке… Ой! Ну настоящий крысеныш! Кусанул и, наверное, до крови.
— Ну, почему ты такой? Я не хочу тебя обижать, — опустившись на мокрую от росы траву, я уставилась на него в свете фонаря. Только сейчас стало видно, что все-таки это человечек. И смотрел он не нахально, а скорей — строго. Опять сложил ручки на груди, и, устроившись на моей же коленке, сказал:
— Потеряла?
— Да.
— Ну и что дальше?
— Плохо, надо искать. А ты меня кусаешь, поди еще ядовитой слюной?!
Он довольно хмыкнул.
— Ничего, до свадьбы заживет.
— А она будет? — во мне шевельнулся интерес к себе.
