Елена Подзорова - Дорогами чужих Жизней
- Будешь еще чаю?
- Нет, спасибо. Грустно это все, Лана.
- Что именно? - не поняла я, откусывая от пирожка большой кусок.
- То, что такие люди как ты живут на отшибе в маленькой избушке, а такие как наш староста, в большом доме, купаясь в роскоши и богатстве.
- Скажешь тоже, какие ж у него богатства? Большой дом и набитый кошель - в этом ли истинное богатство?
Разговаривая со Свейном, я всегда была откровенна. Потому что он обязательно выслушает и выскажет свою точку зрения. Не рассмеется в лицо, если скажу глупость, а поможет понять, в чем была ошибка.
- Об этом я и говорю. И от этого грустно.
- Не надо упаднического настроения! За окном тоска, но мы-то знаем, что после всех этих бурь и морозов обязательно наступит весна. Так и в жизни. Не бывает только черного или только белого. Просто иногда чаша склоняется то к хорошему, то к плохому. Мы сами делаем из этого трагедию, а надо просто дождаться очередной весны.
- Ты жизнелюбива и доверчива, Меланьюшка.
- Точно, но разве это плохо?
- Нет, просто мне больно думать, что будет, попади ты к нехорошим людям. Ты им искреннюю улыбку, а они тебе нож в спину.
- А ты не думай, - серьезно посоветовала я. - Ведь я тоже не святая, а уж тем более не дурочка. Смогу отличить стоящих людей, от кучи помоев. Тебя же нашла.
Парень улыбнулся, но как-то горько.
"Что же с тобой такое, - с болью думала я, - неужели опять кто-то дразнит, аль насмехается?" Вслух спрашивать не решалась. Слыша нечто подобное, Свейн обижался, считая эти темы глупыми и бессмысленными. Я его понимала, оттого переживала внутри, молча.
- Ты волков не бойся, - вдруг нарушил мои размышления тихий голос, - добрых людей они трогать не станут. Тебя тем более. Но по ночам все-таки гулять не советую.
Я только фыркнула, не веря в подобную благородность со стороны лесных хищников. Зверь, он зверем был, есть и останется до самого конца. Долго ли протянешь, рассуждая над каждым обедом, который улепетывает, сверкая пятками? Но вслух сказала:
- Странное у тебя отношение к серым. Но спасибо за совет. Придется свернуть ночные шабаши с лешаками и пляски до утра. - Я состроила парню глазки, придав лицу опечаленное выражение.
Тот лишь шутливо потрепал меня по голове и засобирался домой. Я еще раз поблагодарила за пирожки, пообещав в следующий раз испечь его любимые булочки с медом, и с трудом закрыла дверь, которую чуть не сорвало с петель очередным порывом ветра. Я фыркнула от налипшего на лицо снега, который незамедлительно превратился в пресные капли. Выходить на улицу, пока не закончится этот кошмар, я не собиралась. Благо еды еще оставалось навалом, а лошадь давным-давно отдала старосте в качестве благодарности. Ухаживать за ней не было ни сил, ни времени. "Ничего, обустроюсь, как следует, тогда и выкуплю обратно. А может и новую куплю", - мечтала я. Пока же успешно добиралась до города пешком, иногда напрашиваясь на телегу к какому-нибудь знакомому торговцу.
Еще раз убедившись, что дом чист, а вся посуда, не считая наших со Свейном чашек, перемыта, я подкинула в печь дровишек, и забралась на свое излюбленное место в доме. Достав книжку, с удовольствием вытянула ноги на мягкой перине и погрузилась в чтение.
Читала я до самого ужина, но есть не хотелось. Пирожки, которыми я набила живот, до сих пор приятно грели изнутри. Не зная чем бы заняться, я здраво рассудила, что сон еще никому не мешал. Посему допив остатки чая, вернулась на свое теплое местечко.
Этой ночью мне приснился необычный сон, резко отличающийся от привычных кошмаров.
Я шла по темному лесу, по колено, проваливаясь в снег. Надо мной то и дело проносились ночные птицы, шурша огромными крыльями. Луна, как будто играясь, то выглядывала, то опять пряталась за тучу. Я уже с трудом передвигала ноги, но точно знала, что останавливаться нельзя. В руках у меня был кулек, в котором обычно переносят новорожденных. Прижимая его к груди, я старалась отдать последние капли тепла. Каждый новый шаг отдавался невыносимой болью в груди. Шурх. Я остановилась. Шурх-шурх. Кто-то крался следом, не прячась, но и не показываясь из-за кустов и деревьев. Впереди замаячили огоньки, которые через несколько минут превратились в горящие при лунном свете глаза. Следом появились силуэты их обладателей. От них исходило отчаянье и злоба. На плоских лицах изредка проскальзывала рябь от эмоций. Рты безмолвно распахивались, будто силились выкрикнуть проклятия в темноту.
Я отвернулась, не в силах больше смотреть на усиливающееся сияние, исходившее от людских силуэтов, и с трудом удержала крик. Ко мне тянулись десятки рук. Нагие тела молодых мужчин и женщин, среди которых попадались и дети, замерли в нескольких шагах от меня. Я дернулась и испуганно вжала голову в плечи. Дрогнувшие руки упустили сжимающий до этого кулек, и он беззвучно упал на снег. Ткань развернулась, обнажив алый пульсирующий сгусток. Он задрожал, словно почувствовал холод и в ту же секунду меня охватил озноб. Окружавшие меня тела и силуэты среагировали мгновенно. Они бросились на сжавшийся от ужаса комочек и боль, неожиданно возникшая в груди, лишила меня сознания.
Я резко проснулась, жадно глотая ртом воздух. Пару минут бездумно смотрела в стену, понемногу успокаиваясь. Сон уходил, приходила реальность. Зябко передернув плечами, я спустилась с успевшей остыть печи, чтобы подкинуть дров.
Поплескав прохладной водой в лицо и слизнув стекающие капли, я посмотрела в окно. Метель не прекращалась. Но среди снежных вихрей, мне показалась сгорбленная фигура волка, трусившего в лес. Словно почувствовав мой взгляд, он остановился и повернул морду. Меня как будто окатили колодезной водой. Ужас сковал все тело, не давая пошевелить и пальцем. Только когда метель совсем скрыла из вида ночного гостя, я бессильно рухнула на стул. Потерев виски, приготовила отвар мяты, и, дуя на обжигающую жидкость, выпила целую кружку. Полегчало. По телу начало расползаться приятное тепло и спокойствие. На всякий случай, проверив дверной засов, я зарылась в одеяло и уснула. На этот раз крепко, до самого утра.
Пурга продолжалась еще двое суток. Приходилось чуть ли не с разбегу открывать дверь, заметенную снегом. Я старательно очищала крыльцо и натаскала из сарая поленьев. Жители деревни благоразумно не высовывались, покидая дом только по крайней нужде. Мороз крепчал. Заходя в дом после очередной чистки ступенек, я осторожно растирала озябшее лицо и скорее бежала к теплой печи, моля всех богов прекратить опостылевшую метель.
На вторые сутки с неба сорвались последние снежинки, и к обеду выглянуло долгожданное солнце. Я, недолго думая, закуталась в полушубок, натянула сапоги и, радостно закинув на плечо сумку, отправилась в город. На середине пути, идея уже не казалось такой удачной. Прокладывать новую дорогу получалось плохо - ноги проваливались в рыхлый снег, и надо было постараться, чтобы сохранить равновесие. Из-за этого пришлось делать многочисленные остановки, переводя дух и давая ногам отдых.
