Робин Бейли - Женщина, которая любила смерть
— Ты в самом деле знаешь, кто я?
— Я стара, и бог Смерти давно уже подбирается ко мне, — отвечала старуха. — Я знаю звук его шагов. У тебя его поступь.
Подул ветер, и в воздухе разлилось благоухание роз. Длинная прядь волос упала на лицо Самидар. Она отбросила ее назад, но в затихающем шепоте ветерка ей послышался голос ее Господина.
— Этой ночью ты можешь спать спокойно, — сказала она старой женщине. — Моему Господину до тебя пока нет дела. Расскажи мне лучше об этих Кровавых Пауках.
— Жестокие слуги Безликой Госпожи. — Она показала на дорогу. — Иди по ней. И если у тебя к ним дело — ты обязательно встретишь их.
Самидар разглядывала старуху, и ей вдруг стало неловко.
— Жаль, у меня нет монеты — отблагодарить тебя за эти сведения.
Слабая улыбка тронула уголки губ старой женщины.
— Ты подарила мне ночь покоя, — ответила она. — Это дороже любых сокровищ. — Она снова бросила взгляд на дорогу, и улыбка ее погасла. — Но будь осторожна, Посланница, — добавила она. — Наша деревня проклята, и опасность здесь таится даже для таких, как ты.
Порывистый ветер поднимал пыль и кружил ее на сухой дороге. В темнеющем небе уже показались первые звезды. Самидар шагала не спеша. Она посматривала на дома и лавки, замечала плотные ставни и крепкие двери.
В воздухе повис страх. Он задел ее кожу, словно прохладный сквозняк; его соленый вкус она ощутила на языке. Где-то хлопнула дверь, было слышно, как со скрежетом опустился тяжелый засов. Замедлив шаг, она обернулась. Даже старуха со своими картами и столом скрылась в своем доме.
Как быстро наступила ночь! В аду ведь не было ни ночей, ни дней, ни сумерек, ни зорь. Все громче пели цикады. Из травы, неистово размахивая крыльями, внезапно вылетел фазан, покинувший свое гнездо.
Вдруг из последнего дома, стоявшего у дороги на краю деревни, раздался пронзительный крик. В остальных домах все окна остались закрытыми, ни один человек не выглянул. Крик повторился. Дверь того самого дома распахнулась. На улицу выбежала женщина с ребенком на руках.
За ней вышли двое вооруженных людей в красных масках, а из-за дома показались еще четверо. Они догнали женщину и повалили на землю, стали ее избивать, пинать ногами. Ребенок — маленькая девочка — вырвалась и, визжа, хотела спастись бегством. Рука в красной перчатке поймала ее и грубо подняла в воздух, как добычу.
— Убейте свинью, — сказал один из мужчин. — Мы поймали поросенка.
Меч сверкнул над телом женщины. Издав еще один душераздирающий крик, она закрылась рукой, как будто плоть ее способна отразить удар.
Вдруг прямо в пыль, к ногам хозяина меча, словно вызов, упал обломок стрелы. Мужчина замешкался, не решаясь ударить. Еще четверо воинов достали мечи. Тот, кто удерживал ребенка, отступил.
— Кто ты? — тревожно спросил один из них, вглядываясь в темный силуэт, так незаметно подобравшийся к ним.
Гнев лишил Самидар дара речи. Она бросилась вперед, нанесла одному из них продольный удар по груди, другого ударила щитом и освободила пространство вокруг женщины.
— Беги, — скомандовала она. Но вместо этого мать кинулась к дочери, и воин в красной маске, ругаясь, сразил ее мечом. Самидар нанесла ему ответный удар.
Мужчина отпустил вырывавшуюся пленницу, повернулся и пустился наутек. Два его спутника последовали за ним. Маленькая девочка, всхлипывая, подбежала к матери.
Самидар огляделась вокруг, ярость, кипящая в ней, не ослабевала. По-прежнему никто из жителей не осмеливался выйти из дома, никто не предложил свою помощь. Она вытерла клинок об одного из мертвецов в красной маске, сунула оружие в ножны и вернула щит себе на спину. Потом взяла ребенка на руки.
Странное чувство охватило ее. Маленькое тельце было таким теплым. Ребенок обхватил Самидар ручками и прижался лицом к ее плечу. Она в одиночестве качала девочку, думая о том, как поступить. С ненавистью уставилась на лежащих на земле мертвецов.
— Позволь мне позаботиться о ней.
Самидар обернулась. Старуха протянула руки и взяла у нее дитя, лицо ее было печальным и нежным. Она стала утешать хныкавшую девочку, гладить ее по головке, убирая с лица мокрые от слез локоны черных волос, вытирать бледные щечки заскорузлым пальцем.
— Ты единственная из всех жителей отважилась выйти из дому, — с горечью произнесла Самидар.
Глаза старухи тоже затуманились от слез. Она прижала ребенка к высохшей груди.
— Я помню, ты сказала, что этой ночью Смерти нет до меня дела, — ответила она. — А у них такой уверенности нет.
У Самидар сжались кулаки, эти запуганные людишки не вызывали у нее никакого сочувствия. Она нагнулась и сорвала маску с одного из трупов. Под ней скрывался обычный человек, но на лицо нанесена татуировка в виде паутины — от волос до подбородка, от уха до уха.
— Кровавый Паук? — спросила она, молчаливый кивок был ей ответом. Посмотрела в темноту, где терялась дорога. — Куда могли направиться его сообщники?
— В свою крепость, что на равнине неподалеку, — сказала старуха. — Вернулись к своей Безликой Госпоже.
Поднявшись, Самидар склонилась над ребенком и коснулась ее плечика. Милое детское личико повернулось к ней — широко раскрытые напуганные глаза, похожие на темные изумруды, встретились с ее взглядом. Еще одно воспоминание вспышкой вернулось к Самидар.
— У меня тоже были дети, — сказала она маленькой девочке. Самидар не хотелось показывать, что ей грустно об этом вспоминать. — Ты вырастешь очень красивой.
Она сурово сжала губы, отвернулась и пошла по дороге. Темнота ничуть не пугала ее, она видела хорошо и во тьме. Кровавые Пауки разрушили храм ее господина. Их стрела и их веревки — тому доказательство. Но это еще не все, она презирала их — убийц и головорезов! — за то, что отняли невинную жизнь, за то, что правили людьми, душа их саваном страха.
Она остановилась на вершине холма. За ним на фоне звездного неба, лицом к луне, как раз выглянувшей из-за горизонта, чернело громадное здание — это был замок, дышавший древностью. Башни его опасно накренились, крепостные стены по-змеиному обвивались вокруг него. Архитектурный стиль замка принадлежал другой эпохе, задуман и создан он не человеческим разумом, Самидар поняла это сразу. Свет ламп или факелов лился из бойниц и окон, разделенных на части, которые располагались необычными группами. Они блестели — злобно взирали! — подобно глазам насекомых.
Но она все же дерзко приблизилась к замку — щит на руке, шлем на голове. На стене выстраивались люди, и чем ближе она подходила к воротам, тем больше их становилось. Блики огня из жаровен блестели на их лицах, мечах и наконечниках стрел.
