Виктор Власов - Последний рассвет
Окинув ленивым взглядом просторное помещение комнаты и двух очаровательных служанок, которые по мановению веера исполняли любой каприз повелителя, Мицухидэ закрыл глаза, уложил влажную голову на подушку на крае фуро, и, расслабив тело, блаженно улыбался. Кашель, подхваченный им ещё на Хоккайдо, здесь, на термальных водах, проходил; с каждым днём Мицухидэ радостно чувствовал, что давнишняя болезнь отступает. Обильные трапезы, необычно вкусное виноградное саке из местных лоз, священные воды гейзеров Сэкисуйдзи, Мисава, и женские ласки нежных ойран, вывезенных из Эдо, исцеляли лучше всякого лекаря.
— Нектара мне, — нетерпеливо велел разнеженный в тёплой кадке Мицухидэ.
Полуобнажённая юна торопливо подала поднос с прохладным вином в кувшине. Отпив, он шлёпнул симпатичную девушку по ягодице и попытался ущипнуть, но соскользнули пальцы.
Надев юката, ощущая себя освобождённым и просветлённым, Мицухидэ отправил служанок восвояси. В блаженстве, лёг на циновку, застланную белым покрывалом, томно сложил губы — благодать! Накрывшись тонким полотном, военачальник отходил ко сну.
Колокол замковой часовни возвестил полночь. Окно с видом на далёкую Фудзияму открыто, освежающе овевает прохлада со снежных шапок окрестных гор; Мицухидэ услышал шум подъёмных цепей и приветственные голоса охранников. Мост опустился, глухо стукнувшись оземь. Лениво шевельнулась мысль: «Ямамото вернулся». Мицухидэ почесался, перекатился на другой бок и решил не вставать для встречи — сладко обволакивал сон.
Всё произошедшее дальше было внезапно — весёлые голоса сменились дикими воплями и горестными стенаниями, раздался взрыв, затем второй. Мицухидэ подскочил, бросился к окну; пелена сна вмиг спала с глаз, когда он увидел бойню во дворе.
В открытые ворота непрестанно вбегали бандиты, похожие на тех, ограбивших давешний соляной обоз. Немногочисленные стражники у ворот были вмиг переколоты, но тревога вынесла из казарменных помещений новую волну обороняющихся, которую вели проверенные в боях самураи. Схватка закипела по всему двору.
У одной повозки взгляд Мицухидэ выхватил высокую фигуру в необычном синем доспехе, в свете луны переливающемся ультрамариновым огнём. Он, скорее она — на маске, скрывавшей лицо, горели индиговым пламенем два крупных камня-глаза. В отличие от обычного женского оружия, нагинаты, Онна бугэйся держала перед собой тати — длинный изогнутый меч, не похожий на обычный катану. Лезвие продолговатого клинка — бледно-голубое, словно предрассветное небо. Онна помахивала им играючи, извиваясь, точно змея. Один за другим охранники падали, уязвлённые молниеносным жалом, не имея возможности приблизиться. Застывая на месте в боевой позиции, воины валились, парализованные, захлёбываясь кровью, храпя нутром. Агония нещадно била их на земле. У иных доспехи от удара тати почему-то воспламенялись и горели ослепительным бело-синим пламенем, и тогда воины в ужасе кричали, носились, бешено катались по земле. Нападая, опытные самураи пропускали, казалось, случайный блеск луны и падали замертво — настолько ювелирно женщина-воин орудовала мечом, смертельно поражала единственным ударом.
Мицухидэ невольно залюбовался великолепным смертоносным мастерством кэндзюцу, отметив, что поверху на подмогу сражающимся во дворе уже спешат стрелки. Но подоспевшие некстати лучники почему-то по очереди повалились со стен! Не успевая пустить в ход оружие, они камнями грохались на землю. Вот разбило повозку, рядом с которой сражалась Онна, тело очередного лучника, свалившегося со стены. Другого точно выбило невидимым пальцем великана — взлетев, он проломил крышу помещения конюшни. Лошади истошно заржали, словно заплакали.
Мицухидэ побледнел. По стене двигались двое: человекообразное нечто, похожее на гигантскую клювоносую обезьяну, обёрнутую в плащ монаха-ямабуси, и огромный рыжеволосый воин с двумя мечами. Могучим прыжком Тэнгу наскочил на двух рядом вставших асигару с поднятыми луками, раздавил обоих. Затем вплотную притиснулся к стене, перегнулся через парапет, и вдруг из-за спины чёрной образины вырвалось облако дыма, поглотившее и отважную сапфировую красавицу Онна, и сражающихся с разбойниками самураев во дворе.
Мицухидэ испугался: действительно, в крепости Кофу, неприступной для вражеских армий, орудовал отчаянный и опасный бандит — Кагасиро Тэнгу! Рядом — здоровяк Бодзу: навьючен бомбами, на теле толстенный панцирь, в лапищах оружие — громадный тяжёлый железный шест с лезвием, в котором издалека узнавался бисэнто. Несколькими экономными взмахами своего оружия Бодзу очистил от лучников и аркебузиров изрядный плацдарм на стене, в щепки разбил пару многозарядных лотковых арбалетов.
Из густого серого облака, шурша, вылетали стрелы, вываливались шары, и, взрываясь, чёрными струями выдыхали с шипением новый и новый клубящийся смрадный дым.
— Как же такое случилось? — Мицухидэ, нервно накинув на плечи каригину, подвязывал под коленками широкие хаками.
— Стреляйте, стреляйте! — кричал выбежавший на стену начальник замковой охраны. По мосту, визжа, издавая нечеловеческие вопли, в крепость рвались всё новые бандиты, терялись в дыму. Начальник охраны ринулся к башне, подобрал лежащую около мёртвого стрелка аркебузу, ловко вскинул и выстрелил в Бодзу. Пуля ткнула в бронированное плечо, но тому хоть бы что — даже не качнулся. Играючи, он поднял чьё-то мёртвое тело, безголовое, неимоверно тяжёлое, и, размахнувшись, бросил — и начальника охраны с хрустом припечатало к стене.
В комнату Мицухидэ на нетвёрдых ногах вбежал охранник с широко раскрытыми глазами. Из дрожащего рта вырвались слова:
— Они з-здесь! Нас пре… — и упал на колени, отхаркнув кровяной сгусток, ударился о пол. Под его лицом разлилось булькающее багровое пятно, похожее на лепестки огромного пиона. И эта кровавая сценка была крайне, отвратительно реалистична — не то, что завораживающее красотой войны действо за окном. Мицухидэ опомнился, побледнел, отскочив от окна, рванул в угол комнаты — к тайному ходу. Быстро надел сандалии, пояс с ножнами, в которых дремал катана на пару с коротким вакидзаси, схватил мешочек со связкой сюрикэнов. Сбежал по ступенькам в подземелье, откуда имелся выход за стену, к наполненному водой широкому рву. Здесь он нашёл привязанную тросом кожаную лодку, вскочил в неё и рванул стопор хитрого китайского механизма — трос дёрнулся, натянулся, и лодку поволокло прочь от опасного причала.
