Шеррилин Кеньон - Рождественские встречи
Семья его жены, клан Деверо, вся была здесь, они смеялись и праздновали.
Должно быть, он самый счастливый сукин сын на планете. Казалось, еще вчера он был один-одинешенек в этом мире и его никто не любил. Никто о нем не заботился. И однажды ночью смертельный враг чуть не отнял у него всех тех людей, что сейчас наполняли его дом.
Его свояченица Табита встала с места и постучала по бокалу, чтобы привлечь всеобщее внимание.
— Простите, что перебиваю, но я хочу воспользоваться моментом и пожелать вам всем счастливого Рождества. — Поднялся крик, но Табита призвала всех к тишине. — Знаете, моя бабушка-румынка часто повторяла, что любовь и вражда сводят самые невообразимые пары.
Поверх головы Табиты Кириан встретился взглядом с Валериусом. Они веками ненавидели друг друга, но ради своих жен, которые были близнецами, зарыли топор войны… просто не в голову Валериуса, как того хотел Кириан. Он поднял бокал, молчаливо салютуя Валериусу, который повторил его жест и перевел взгляд на своего брата Зарека, который держался за руки с женой Астрид. Как и Кириан, Зарек тоже много веков ненавидел Валериуса, но теперь братья воссоединились.
Чудеса случаются. И присутствующие в комнате люди были тому живым доказательством.
— За семью, — произнесла Табита, поднимая бокал. — А тех, кого мы потеряли, но кого все еще храним в наших сердцах, предлагаю почтить минутой молчания…
Все согласно склонили головы. Однако Кириан испытывал вовсе не грусть, а благодарность за то, что все они сегодня находились здесь, живые и здоровые. Он поднял голову одновременно с Тэлоном и Саншайн. Кириан улыбнулся им, вспомнив время, когда они с Тэлоном были единственными Темными охотниками, патрулировавшими Новый Орлеан. Как же сильно все изменилось с того судьбоносного дня, когда он проснулся, прикованный наручниками к своей будущей жене, Аманде.
И за это слава богам!
Ник отошел от окна, где он наблюдал, как находящиеся в комнате поднимают головы после молитвы. Он прикоснулся ладонью к стеклу, вспоминая другие рождественские праздники, которые они с матерью проводили в доме Кириана. Каждый год его мать требовала, чтобы он ходил с ней на полуночную мессу. Каждый год до тех пор, пока ее зверски не убили. Теперь Ник остался один.
«Ты можешь им рассказать». Кириан и Аманда с радостью примут его назад, однако он не мог им этого позволить. Он продал душу дьяволу за возможность отомстить, и теперь все, что он видел, видел и Страйкер.
А Страйкеру была нужна дочь Кириана. И независимо от того, насколько Ник ненавидел Ашерона за то, что тот позволил его матери умереть, он не мог допустить, чтобы пострадал Кириан. Он был слишком многим ему обязан.
Закрыв глаза, Ник отвернулся от окна и подтянул повыше воротник, спасаясь от холода. Должен же быть какой-то способ исправить ошибки, но его не было. Жизнь была холодна и жестока.
Для него не существует прощения. Ему уже никогда не вернуться к прошлой жизни, не вернуться к матери, которую он любил больше жизни. Он все жутко испортил.
С ноющим сердцем, Ник отошел от дома Кириана и перешел улицу, где был припаркован его «ягуар». Сев за руль, он задумчиво посмотрел на дом. Красно-белые огоньки мерцали в ночи, и до него доносился смех празднующих.
— С Рождеством, — прошептал он, завел мотор и поехал к кладбищу святого Людовика на Бэсин-стрит. Остановившись на заправке напротив и перейдя пустынную улицу, Ник подошел к запертым воротам и, посмотрев по сторонам, с легкостью запрыгнул на трехметровую стену и спрыгнул на землю по другую сторону.
Было жутко темно, но будучи Темным Охотником, он лучше видел в темноте, чем при свете дня. Не обратив внимания на тянущиеся к нему голодные души, он прошел к могиле матери. Из-за его связей со Страйкером души не могли в него вселиться.
Ник достал из-под пальто принесенные розы. Вновь переживая трагедию своей жизни, он склонился у надгробия и прижался лбом к холодному камню.
— Я скучаю, мама. И сожалею.
И там, в темноте, на какое-то мгновение ему показалось, что он чувствует ее присутствие. Но он знал правду. Она была так же потеряна, как и он.
Упав на колени, Ник прижался к надгробию и зажмурил глаза, поддавшись неизбывному горю.
Страйкер раздраженно закатил глаза, мысленно увидев Ника на материнской могиле.
— Напомни-ка, зачем я взял его в услужение?
Его сестра Сатара взглянула на него из своего угла.
— Что?
Страйкер вздохнул и поерзал на троне.
— Твой зверек снова ноет. Иди и забери его.
Сатара издала громкий звук, полный отвращения.
— Почему ты до сих пор его не убил?
Страйкер задумался.
— Потому что он станет моим оружием против Ашерона. Доверься мне.
— Довериться тебе… — Она фыркнула и мановением руки создала шар, чтобы увидеть Ника. — Просто оставь его в покое. Пусть погорюет. Чем сильнее он прочувствует потерю матери, тем лучше для нас.
Возможно, его сестра была права. Тем не менее, наблюдение за Ником и его матерью напомнило Страйкеру про собственную потерю, и ему было больно видеть, что Ник так страдает. Но еще больше, чем об этой потере, он думал о своем собственном сыне Уриане.
Боль от смерти сына все еще жгла его изнутри, заставляя ненавидеть богиню, которой он служил, за то, что потребовала от него убить собственного ребенка.
— Однажды, Аполлими, я отплачу тебе тем же. — Он будет смеяться, а она — оплакивать смерть своего любимого Ашерона.
* * * КатотеросЭш улыбнулся, глядя, как его дочь Сими и ее сестра Зирена открывают подарки. У одетой в готическую версию костюма помощницы Санты Сими были красные с черным волосы. Крылья демоницы были тоже красными и дрожали, когда она распаковывала большую коробку.
Волосы Зирены были светлыми, и она была одета в темно-зеленое с золотом.
Внезапно Сими радостно заверещала:
— Готические куклы! [2] — Она радостно улыбнулась Ашерону, разрывая коробку со Слайер Сторм, и помещая ее рядом с Пандорой. — Акри, ты балуешь свою Сими, и она любит своего акри. Спасибо!
Зирена издала такой же вопль, обнаружив в подарках коллекцию вуду-деток [3]. Она повернулась к слуге Эша, Алексиону.
— О, акри, ты знаешь, что любит твой демон. Спасибо!
Дэнджер подошла сзади и прошептала Эшу на ухо:
— Что, ты думаешь, они сделают, когда откроют свои сумки «Токидоки» [4]?
Ответом на это стал оглушительный и пронзительный крик. Эш вздрогнул.
— Кажется, я напрочь оглох.
Алексион хмыкнул.
