Роберт Силверберг - Горы Маджипура
Он любил охоту на всех ее этапах: выследить дичь, спугнуть ее, преследовать, слышать свист душистого воздуха, омывающего лицо, приостановиться и прицелиться в жертву… и в конце концов, конечно, убить. Что может быть приятнее для атлетически сложенного молодого человека, чем отметить день рождения, элегантно и умело свалив нескольких билантунов или клыкастых свирепых туамироков, чтобы затем принести их мясо для веселого пира да еще и повесить парочку трофеев на стену?
Весь тот день Харпириас с друзьями охотились весьма успешно: добыли не только десяток билантунов и пару туамироков, но также жирного сочного вандара и изящного прыгучего онатила, а когда день уже клонился к вечеру, взяли самую удивительную добычу из всех — величественного синилиза, обладателя прекрасной блестящей белой шкуры и великолепных алых ветвистых рогов. Харпириас лично уложил его одним метким выстрелом с поразительно большого расстояния. Столь точный выстрел заставил его гордиться собственным мастерством.
— Не знал, что твои родственники держат у себя в парке таких редких животных, — сказал Харпириас Тембидату, когда они подобрали тушу синилиза и готовили ее для доставки к Замку.
— По правде говоря, я и сам об этом не знал. — Мрачный и обеспокоенный тон Тембидата мог бы послужить Харпириасу намеком на то, что последует дальше. Однако переполнявшая его радость от удачи помешала заметить тревожные нотки в голосе друга. — Признаюсь, я слегка удивился, когда увидел его, — продолжал Тембидат. — И правда, большая редкость. Я никогда раньше не видел белого синилиза. А ты?
— Возможно, мне не следовало его убивать, — размышлял Харпириас. — Может, это какая-то редкая диковинка твоего отца, его особенный любимец…
— О котором он ничего мне не сказал? Нет, Харпириас! — Тембидат отрицательно затряс головой, чересчур энергично, словно стараясь убедить в чем-то самого себя. — Должно быть, он о нем не знал, или ему все равно, иначе синилиз не гулял бы на свободе. Это поместье нашей семьи, и все здешние животные — наша законная добыча. Поэтому считай, что синилиз
— это мой тебе подарок ко дню рождения. Отец будет только рад, узнав, что именно ты его убил и что охота состоялась в твой день рождения.
— Кто эти люди, Тембидат? — внезапно спросил другой охотник из их компании. — Егеря твоего отца?
Харпириас поднял глаза. Трое крепких, угрюмого вида незнакомцев в красно-лиловых ливреях вышли из леса на поляну, где возились с добычей охотники.
— Нет, — ответил Тембидат, и его голос снова стал странно напряженным, — это не отцовские егеря, а нашего соседа, принца Любовина.
— Вашего… соседа?.. — Харпириас запнулся.
Он вдруг вспомнил, с какого большого расстояния поразил синилиза, и на душе у него стало отчего-то очень тревожно. Чьим же животным был этот синилиз?
Самый крупный и угрюмый из красно-лиловых незнакомцев небрежным жестом приветствовал их и спросил:
— Вы, господа, случайно не видели… Ах да, очевидно, видели… — Его голос перешел в ворчание.
— .. Белого синилиза с алыми рогами, — закончил за него другой из подошедших.
На секунду воцарилось враждебное молчание. Трое с потемневшими лицами смотрели на распростертое на земле животное. Харпириас отложил разделочный нож и уставился на свои испачканные кровью руки, чувствуя, как в ушах нарастает рев, словно сквозь его череп несется бурный поток.
Тембидат наконец заговорил, и в его голосе прозвучали неуверенно-вызывающие нотки:
— Вам, несомненно, известно, что это охотничьи угодья семьи герцога Кестира Халанкского, чьим сыном я являюсь. Мы сожалеем о смерти вашего животного, но если оно забрело через границу на наши земли, то у нас было полное право считать его своей законной добычей.
Как вам хорошо известно…
— Если оно забрело через границу, — произнес первый из егерей принца Любовина. — Если… Но этот синилиз, которого мы преследуем целый день, после того как он удрал из клетки, находился во владениях нашего принца, когда вы его убили.
— Во владениях… вашего… принца?.. — заикаясь повторил Тембидат.
— Несомненно. Смотрите: вон там, на дереве пингла, блестит пограничная отметка. Кровь синилиза видна на земле далеко за нею. Мы шли по кровавому следу до этого места. Вы можете, конечно, перенести животное через границу на землю герцога Кестира, если вам так хочется.
Но это ничего не меняет. Факт есть факт: когда вы его застрелили, он находился во владениях принца Любовина.
— Это правда? — чересчур резким от страха тоном обратился Харпириас к Тембидату — Здесь проходит граница владений твоего отца?
— Очевидно, да, — уныло пробормотал Тембидат.
— А это животное было единственным в своем роде, величайшим сокровищем коллекции принца Любовина, — сказал егерь. — Мы заявляем права на его мясо и шкуру; но ваше глупое браконьерство обойдется вам гораздо дороже.
Попомните мои слова, юные принцы.
Трое егерей взвалили синилиза на свои плечи и скрылись в глубине леса.
Харпириас стоял словно громом пораженный. Благодаря содержащимся в нем диковинкам парк редких животных принца Любовина стал легендой. А принц Любовин был человеком, не только обладавшим большой властью, несметным состоянием и высокородными предками — его род восходил к короналю лорду Вориаксу, старшему брату знаменитого Валентина, который был короналем, а затем понтифексом в смутное время пять веков назад, — но также пользовался славой человека мелочного и мстительного, не склонного легко прощать обиду.
Как мог Тембидат поступить так опрометчиво и позволить охотничьей компании забрести прямо к границе владений Любовина? Почему не сказал, что разделительное ограждение отсутствует, почему не предупредил, что рискованно целиться в далеко стоящего синилиза?
Видя отчаяние Харпириаса, Тембидат попытался его утешить:
— Мы полностью возместим ущерб, друг мой, не сомневайся. Мой отец поговорит с Любовином и объяснит, что у тебя не было ни малейшего намерения браконьерствовать. Мы купим ему трех новых синилизов, пять новых синилизов…
Но, разумеется, так просто дело уладить не удалось.
Были принесены глубочайшие извинения.
Был возмещен ущерб. Была предпринята попытка — к сожалению, безуспешная — найти для разъяренного принца Любовина другого белого синилиза. Высокопоставленный родственник Харпириасов, Престимионов,
Деккеретов и Кинникенов поговорил с принцем, призывая проявить снисходительность и простить то, что, в конце концов, было всего лишь безобидной ошибкой юности.
А затем, когда Харпириас уже начал думать, что вся эта история себя исчерпала, его вдруг перевели на незначительную дипломатическую должность в гигантском городе Ни-мойя, расположенном далеко за морем, на второстепенном континенте Зимроэль, за много тысяч миль от Замковой горы.
