Люциус Шепард - Человек, раскрасивший дракона Гриауля
Чешуйки имели шестиугольную форму, были тридцати футов в поперечнике и около половины этого расстояния в высоту. Среди цветов и оттенков основным являлся бледный золотисто-зеленый, попадался также и белесый; некоторые чешуйки заросли голубоватым мхом, другие — лишайником, чьи узоры представлялись символами неведомого змеиного алфавита. В трещинах вили гнезда птицы, из щелей высовывались и колыхались на ветру стебли папоротника. Мерику почудилось, будто он оказался в чудесном висячем саду. От осознания древности Гриауля у него закружилась голова, он неожиданно понял, что может смотреть только прямо перед собой, и висел так, точно муха на теле гигантского зверя. Он утратил всякое ощущение перспективы: бок Гриауля заслонял небо, создавал свое собственное притяжение, и Мерика так и подмывало встать на него и пойти вверх без помощи веревки. Он было извернулся, чтобы выполнить задуманное, но Джарке приняла рывок за сигнал и потянула веревку к себе. Она подняла Мерика вдоль крыла, проволокла его по грязи через папоротники и вытащила на лужайку. Бездыханный, он лежал у ее ног.
— Хороша туша, да? — усмехнулась она.
Когда Каттанэй немного оправился, они двинулись по направлению к Хэнгтауну, но не прошли и сотни ярдов по тропе, что вилась меж деревьями, как Джарке выхватила из-за пояса нож и метнула его в выскочившего из подлеска зверька размером с енота.
— Шипун, — сказала она, опустилась на колени и вынула нож из шеи зверька. — Мы называем их так, потому что они шипят на бегу. Они питаются змеями, но не прочь полакомиться и неосторожными детишками.
Мерик присел рядом. Тело шипуна покрывал короткий черный мех, но голова была лысой; ее бледная, как у трупа, кожа морщилась как после чересчур долгого пребывания в воде. Раскосые глаза, плоский нос; в непропорционально крупной пасти торчали устрашающего вида клыки.
— Драконьи паразиты, — проговорила Джарке. — Живут в его глотке, прячутся за губой и нападают на других паразитов. — Она надавила на лапу шипуна, и из той вылезли кривые, как крючья, когти. — А если добычи не попадается, — женщина вырезала у зверька язык ножом, лезвие которого, подобно поверхности терки, усеяно было зубцами, — тогда они вылизывают Гриауля.
В Теочинте дракон представлялся Мерику заурядной ящерицей со слабо различимым биением жизни внутри, этаким осколком былого богатства ощущений и чувств, однако теперь он начал подозревать, что со столь замысловатым биением жизни еще не сталкивался.
— Моя бабка, — рассказывала Джарке, — уверяла, будто драконы в старину могли в мгновение ока долететь до солнца и вернуться обратно, и будто возвращались они с шипунами и всеми остальными. Она считала их бессмертными. А потом они сделались такими большими, что Земля уже не могла их вместить, поэтому сюда заглядывал один молодняк, — женщина состроила гримасу. — Не знаю, верить этому или нет.
— Значит, ты глупа, — произнес Мерик.
Джарке искоса поглядела на него, рука ее потянулась к поясу.
— Как ты можешь жить здесь и сомневаться? — Мерик, похоже, сам удивился тому, с какой яростью защищает миф. — Боже мой! Этот… — Он умолк, ибо заметил на лице женщины проблеск улыбки.
Она прицокнула языком, чем-то, по всей видимости, довольная.
— Пойдем. Я хочу достичь глаза до заката.
Пики сложенных крыльев Гриауля, заросшие снизу доверху травой, кустарником и карликовыми деревьями, образовывали два холма, в тени которых, на берегу озерца, и примостился Хэнгтаун. Джарке объяснила, что озерцо питает поток, бегущий с соседнего холма; у города он разливается, а потом стекает по перепонкам одного из крыльев на плечо дракону. Под крылом, сказала она, очень красиво, там папоротники и водопады, но горожане опасаются туда ходить.
Издалека Хэнгтаун выглядел весьма живописно: старинные дома, дымки из печных труб… Но при ближайшем рассмотрении дома превратились в кособокие хижины с прорехами в стенах и разбитыми стеклами. У берега озера плавали в мыльной пене пищевые отбросы и прочий мусор. На улицах было пусто, лишь на некоторых крылечках сидели мужчины. Они мрачно кивали Джарке и недружелюбно косились на Мерика. Ветер шевелил траву, под крышами хижин сновали пауки, и повсюду ощущались апатия и разложение.
Джарке было как будто не по себе. Она, по-видимому, решила ни с кем Мерика не знакомить и задержалась в городе ровно столько, сколько ей понадобилось для того, чтобы взять из какой-то хижины еще один моток веревки. Оставив Хэнгтаун позади, они двинулись между крыльев вниз по спинному хребту дракона — скоплению золотисто-зеленых столбов, обагренных лучами заходящего солнца. Джарке пустилась рассказывать, как горожане приспосабливаются к такой жизни. Травы, что растут на спине Гриауля, и омертвевшие чешуйки считаются лекарствами и вроде бы обладают колдовской силой. Кроме того, различные коллекционеры интересуются предметами быта предыдущих поколений хэнгтаунцев.
— А еще существуют добытчики чешуи, — докончила Джарке с нескрываемым отвращением. — Генри Сихи из Порт-Шантея платит им хорошие деньги за живые чешуйки, и многие соблазняются, хоть и боятся, что это накличет на них беду. — Она прошла несколько шагов в молчании, потом прибавила: — Но есть и такие, кто живет тут совсем по другим причинам.
Лобный рог над глазами Гриауля был изогнут у основания, как у нарвала, и отклонялся назад, к крыльям. Джарке пропустила веревки сквозь ушки вбитых в рог стержней, обвязала Мерика и обвязалась сама. Велев ему подождать, она спрыгнула с века. Мгновение спустя Каттанэй услышал ее голос. Когда он спускался, у него снова закружилась голова. Он разглядел далеко внизу когтистую лапу, заметил мшистые клыки, выступающие из-под невероятно длинной верхней челюсти, ударился о нее и беспомощно затрепыхался в воздухе. Джарке поспешила ему на помощь и усадила на край нижнего века.
— Черт! — воскликнула она, топая ногой.
Трехфунтовая долька соседней чешуйки соскользнула с места. Мерик присмотрелся повнимательнее: внешне ее было не отличить от остальных, однако между ней и шкурой дракона виднелась тонюсенькая щель. Джарке брезгливо толкала ее до тех пор, пока она не оказалась вне пределов досягаемости.
— Мы называем их хлопьями, — объяснила она в ответ на вопрос Мерика. Какие-то насекомые. Суют под чешую свои хоботки и высасывают кровь. Видишь? — Она показала на стаю птиц, паривших рядом с боком Гриауля. Те внезапно разлетелись в стороны, и золотая блестка оторвалась от тела дракона и понеслась в долину. — Птицы охотятся на них, разрывают и съедают внутренности. — Джарке подсела к нему, помолчала и спросила: — Ты и впрямь сможешь это сделать?
