Алла Дымовская - Маленькая желтая лампа
Арсений повернулся к веселому парню и тоже улыбнулся, как бы для знакомства. Первое правило контакта: принимай линию поведения того лица, с которым имеешь намерение сблизиться. Парень улыбнулся в ответ еще шире. Зубы у него были прекрасные, блестящие и прозрачные, будто венерианские жемчужины, Арсений сразу понял – баснословно дорогостоящий набор органических имплантов. Интересно, где его сосед умудрился лишиться собственных, да еще в такой степени, что не осталось возможности естественного наращивания? Последняя война-то, поди, давно кончилась? Впрочем, не ему судить, мало ли напастей в пространственных походах бывает? Парень наверняка лютый космический волк, ишь какой радиационный загар, и руки, и открытая шея, одни серые, светлые глаза блестят, как два озерца среди выжженной пустыни, из коих отведаешь и козленочком станешь. Хотя и глаза те двусмысленные: задорные, но и разбойничье-лихие, в спасательной миссии их сложно представить, в пытливом исследовательском вояже – совсем невпопад, а вот у прицела термоплазменной пушки очень даже выйдет хорошо.
– Доктор Мадянов. Можно просто Арсений, – едва слышным шепотом, слегка повернув голову, представился он парню, выбрав для общения Всеобщий Романский сленг. Все одно, Командор вел совершенно постороннюю для их зеленой стены беседу с интендантом Пулавским о каких-то неукомплектованных амортизационных одеялах, и беседа та характер имела далеко не мирный.
– Галеон Антоний, можно просто Гент, – в тон ему отозвался сосед, стало быть, линия контактного сближения сработала правильно. Проблема амортизационных одеял, судя по всему, парня тоже не заинтересовала.
Приятный человек был этот Гент, по крайней мере, на первый тренированный взгляд Э-модулярного психолога. Очень волевой подбородок, так на старинных гравюрах рисовали тевтонских псов-рыцарей, по-детски пухлые щеки и губы, невероятно густые светло-каштановые волосы, хоть и стриженные ежиком, но столь жесткие и непокорные, что создавалось впечатление колючей и торчащей дыбом изгороди. Но в то же время Арсению чудилось в нем нечто весьма странное, и не странное даже, а как бы непонятное. Скорее тревожно-недоуменное ощущение возникало при взгляде более пристальном, тем не менее это нечто оставалось неопределимым. Как будто вдруг вывел для себя доктор Мадянов, парень этот состоял весь из совершено несводимых к одному целому противоположных частей. И рот его, мягкий и добродушно-полный, и гладкие округлые щеки были хороши, а вот же никак не подходили к подбородку и волосам, словно взятые с иного лица. Глазищи, красивые и глубокие, вовсе не сочетались ни с чем.
Разбор недоразумения с одеялами, слава Богу, закончился. Пулавский сел на свое место, добродушная физиономия бедняги теперь сияла той же цветовой гаммой красок, что и фиолетовая стена за его скорбно согбенной спиной. Ничего не попишешь, на то и существует походный интендант, чтобы кругом быть за все виноватым. Да ведь это лишь название должности, а, по сути, пан Пулавский отвечал в экспедиции далеко не за одни клятые одеяла. Страшное дело – походный интендант. На тебе и внутреннее обеспечение всего комплекса жизненного цикла корабля, тут требуются и знания первоклассного космотехника и эколога-прикладника вдобавок контроль за ежедневными потребностями экипажа: кому сколько съесть и чего, да составить диет-план с оглядкой на расчетные рекомендации, чтобы ничего лишнего даром не пропало, но и голодным никто не сидел, плюс ассенизационно-утилизирующий режим и всякая второсортная ерунда, вроде тех же одеял.
У красной стены, не считая Командора, сегодня оказались двое крайних. Задиристая Тана, но ей что, навигаторам не привыкать, у них, как ни день, так веселенькая житуха, главные и самые любопытные объекты для психологов экстремального модулирования. Правда, настоящих навигаторов-протекторов во всей обитаемой системе едва ли наберется десяток, Арсению, можно сказать, повезло еще и в этом смысле. Голубая мечта каждого Э-психолога поработать с подобным пациентом. Беда лишь в том, и это тоже широко известный факт, что сами навигаторы никак не рассматривали себя в качестве несчастненьких из группы риска, нуждающихся в посторонней помощи, а как раз наоборот. Оттого Э-модулярных психологов на дух не переносили, говорят, имели место отдельные случаи злостного рукоприкладства, но чаще всего навигаторы попросту блокировали любую попытку контакта. Вот и с Таной выйдут проблемы, уже и сейчас видно – нелегко будет установить даже легкие для общения служебно-информационные точки, не то чтобы продвинуться далее на неформально-доверительный уровень. Зато и на борту «Пересмешника» экипажу придется находиться в изоляции совершенно неопределенный временной срок, а стало быть, согласно общепринятой теории вероятностей, либо ишак издохнет, либо эмир скопытится, говоря простым языком.
Зачем, однако, у красной стены расположился надутый павлин из Содружества, было доктору вовсе непонятно. Принимая во внимание глобальную цель их миссии, без представителя пока еще слабо объединенного человечества, разумеется, не обойтись. Но неужели в Совете Рациональной Экспансии сидят законченные идиоты? Разве не видели сии мудрые мужи, кого посылают? Впрочем, этому казусному обстоятельству Арсений тут же нашел и должное объяснение.
Когда двадцать лет назад крупнейшие централизованные и свободно-федеративные государственные образования окончательно изнурили себя в дорогостоящем промышленном и локально-военном противостоянии и, наконец, соединились в Содружество Семи Держав, (еще и до сих пор крайне неустойчивое, но все же действенное), поначалу в Совете заседали совсем другие люди. Энтузиасты, не страшащиеся самой неблагодарной работы, беззащитные идеалисты-теоретики, готовые обратиться в бескорыстных практиков, отставные генералы, на собственной шкуре изведавшие, какая она, настоящая война. И сам Совет Рациональной Экспансии был создан первоначально с иной целью. Содружество тогда сильно нуждалось в регламентации почти неконтролируемой деятельности полукриминальных и наглеющих с каждым днем космопромышленных компаний, обуздать которые не всегда было возможно одной военной мощью. Требовались и уговоры, и даже изощренные интриги, и неподкупная честность, и безусловная вера в то, что твоя работа – важнейшая для будущих поколений, пускай поколения эти не смогут ее оценить по справедливости.
Но все высокое осталось в прошлом. Как и любую организацию глобальных масштабов, Совет постигла банальная бюрократическая судьба. На место пылких энтузиастов пришли надутые педанты-чиновники, на место идеалистов – карьеристы-словоблуды, боевых генералов постепенно съели досужие бумажные эксперты в погонах. Это не было так чтобы очень плохо, скорее, это было нормально. Обычное дело, когда система приходит в устойчивое состояние. Как бы свидетельство надежности уклада повседневной жизни, зафиксированное в актах и меморандумах, с одной стороны – явный тормоз свободного прогресса, с другой – весьма эффективный дозорный, чтобы «держать и не пущать» человечество в рискованные авантюры. Вот только система эта имела, как и любая до нее, куда как существенный кадровый недостаток. А если говорить конкретно – чрезмерное засилье «плавунов».
