Picaro - Ученик
Отделение Коммерческого банка располагалось в двухэтажном особняке мессира Вальбаха на Торговой улице, по соседству с Ратушей. Двое крепких сторожей с кордами у бедра и увесистыми дубинками, поклонившись, впустили ювелира в дом. В большом зале было тихо, как в церкви, только слышался звон пересчитываемых денег и скрип гусиных перьев. Работавшие за конторками и столами кассиры с писцами – все сплошь близкие и дальние родичи хозяина – покосились на вошедшего, но никак не отреагировали. Мастер Петер откашлялся и собрался уже поинтересоваться, где его корреспонденция, как из какого-то коридорчика вынырнул секретарь мессира. Расплывшись в неестественно радушной улыбке, он поклонился и, дав ювелиру расписаться в толстом гроссбухе, вручил кожаный тубус. Мельком глянув на печать, мастер Петер нетерпеливо сломал сургучную кляксу и вытащил свернутое в трубочку письмо. Его скреплял восковый оттиск личной печатки троюродного брата.
Чтобы лучше видеть, Граф отошел к высокому стрельчатому окну. Облокотившись на подоконник, он развернул желтую, плотную бумагу и стал разбирать корявые строчки, написанные Клаусом. В отличие от штихеля перо братец держал с трудом, в грамоте был не силен и обычно письма к праздникам заказывал каллиграфу. На сей раз, по-видимому, не желая вводить посторонних в курс семейных дел, он собственноручно написал ответ. Начало письма буквально источало патоку:
"Писано 25 июля 1517 года в имперской столице Годштадте, в особняке на улице Золотой под четвертым нумером, принадлежащем имперскому ювелиру, члену славной Императорской Гильдии Золотых Дел, мастеру Клаусу Ригреттеру.
Дорогой Петер, ты и представить себе не можешь, как мы с женой были рады получить твое послание. Как приятно, особенно в такое сложное время, знать, что где-то далеко есть люди, которые помнят и думают о тебе. Мы с Анной и нашими детьми Ульрихом, Марией, Сусанной и маленьким Ролли, каждый день вспоминаем в молитвах о дорогих родственниках, живущих на самой окраине Империи. Узнав, что вы живы-здоровы, я и жена обрадовались. Анна, хоть и никогда не видела никого из вас, но радуeтся любой доброй весточке от моего троюродного брата.
Спешу сообщить, что, насколько мне известно, у наших родичей, живущих в Годштадте, Мархебурге, Левенау и у отца Клобера, недавно получившего должность настоятеля монастыря святого Августа, божьим соизволением, дела обстоят нормально. Все живы, здоровы и, думаю, что не погрешу против истины, если передам тебе от них наилучшие пожелания. Кстати, настоятель в предпоследнем своем письме осведомлялся о твоей жизни и слал отеческое благословение тебе и домашним…"
Ювелир прервал чтение и задумался. Перебрав в памяти всех родичей и знакомых, он так и не вспомнил, кто такой отец Клобер. По крайней мере, мастер знал, что среди его родных церковников не было. Отбросив загадку, как маловажную, Граф продолжил:
"Не знаю, дошло ли до вас печальное известие, которое вот уже месяц не дает покоя не только Годштадту, но и всему государству. Если вы еще не знаете, то с прискорбием вынужден сообщить, что Его Императорское Величество серьезно болен. Простудившись на охоте месяц назад, император пренебрег здоровьем ради важных государственных дел и перенес болезнь на ногах. Вначале нашему монарху стало лучше, но вот уже неделю, как у него начались приступы лихорадки. Государь внял мольбам подданных и теперь строго придерживается предписанного ему лекарями постельного режима, а все мы молим Господа Всемогущего ниспослать правителю скорейшее выздоровление. Каждое утро мимо моего дома, – ты ведь помнишь, что он стоит всего в квартале от дворца, – проезжают десятки вельмож, спешащих узнать последние новости о здоровье императора. А шесть дней назад я удостоился высокой чести вместе с цехмистером нашей Гильдии навестить дворец, чтобы передать Государю пожелания скорейшего выздоровления от всех Золотых Дел Мастеров столицы, их жен, чад, подмастерий и учеников. Его величество нас, конечно же, лично принять не смог. Однако, как рассказал вышедший к нам гофмаршал маркграф Друа, император попросил зачитать наш адрес вслух и был растроган таким изъявлением преданности.
Кроме того, по общему решению всех участников нашей славной Гильдии, мы пожертвовали епископу Каренскому пятьсот гольдгульденов на строительство новой церкви. Будущий храм посвящен святому Эдуарду, который, как тебе известно, является небесным патроном императора. Думаю, Господь примет наши жертвы и услышит горячие молитвы за здоровье любимого монарха. Надеюсь, все жители Империи присоединят свои голоса к общей молитве и в ближайшее время Господь Всемогущий пошлет больному скорейшее выздоровление. Аминь."
Не удержавшись, мастер Петер громко фыркнул. Он еще помнил то время, когда тощий и лопоухий Клаус, вторя речам старших, называл будущего императора "глупцом, бастардом и выскочкой". Двадцать лет назад никто и не подозревал, что мало кому известный герцог с окраины Империи вскорости сумеет добиться избрания на высший пост государства. И больше четырнадцати лет будет править, безжалостно подавляя любые посягательства на права центральной власти…
Пробежав глазами абзацы, в которых Клаус сообщал другие новости столичной жизни, ювелир в самом конце письма увидел ответ на свою просьбу. Проявив не свойственную ему лаконичность, братец сумел уложиться буквально в три строчки. Касательно нахождения заказчиков для мастера Графа, он написал:
"Относительно твоей просьбы, дорогой Петер, могу сказать, что порекомендовал твое мастерство мессиру Венку фон Швертвальду. Это благородный человек, и ты во всем можешь положиться на его слово. В начале осени он собирается в ваши края и обещался заглянуть к тебе…"
Дальше опять шли пожелания здоровья и благополучия, всяческих успехов и выражение надежды, что когда-нибудь Господу будет угодно свести братьев вместе, дабы они могли облобызать друг друга… Ювелир еле сдержался, чтобы не порвать письмо на мелкие кусочки, прямо здесь, в банке. Остановило его то, что секретарь Вальбаха крутился неподалеку и посматривал на гостя. Скатав бумажку, мастер Петер запихнул ее в тубус и направился к выходу, но подскочил секретарь.
– Хозяин просил вас зайти по важному делу, – понизив голос до интимного шепота, сказал он и проводил ювелира в огромный кабинет владельца банка.
Граф уже бывал здесь, но снова подивился развешанному на стенах оружию и головам диких зверей. Кабаньи и волчьи морды бессильно скалили свои клыки, а гордые олени слепо пялили на гостя стеклянные глаза. Мессир Вальбах происходил из древнего рыцарского рода и сочетал в себе страсть к охоте и оружию с купеческой сметкой.
