Павел Марушкин - Земля негодяев
— Музыка на-а-ас связала, тайною на-а-ашей стала… — орала включенная на полную громкость магнитола. Голос певички был преисполнен такой концентрированной чувственности, что, казалось, силиконовые прелести его обладательницы вот-вот полезут из несчастного аппарата наружу, продавив сетку динамиков. Когда милиционеры подошли к крыльцу, в доме что-то яростно зазвенело, рассыпаясь на мелкие осколки.
— О, летающие тарелки! — радостно улыбнулся Костя. — Гуляют, стало быть… Веселье в полном разгаре!
— Там, поди, драка, а не веселье… — с сомнением покачал головой капитан, прислушиваясь к доносящимся из-за дверей проклятьям.
— Это ж Дурко!
— А, ну да, верно…
Лейтенант постучал. Дверь распахнулась, и на порог выступила необъятных размеров матрона. Маленькие глазки ее смотрели на представителей законной власти безо всякой приязни.
— Чего надо?!
— Здравствуй, Дуняша! — ласково улыбнулся Костя. — Ну, как там младшенький твой? Добегался, болезный… Подавай его сюды.
— Не знаю я, где он! — Авдотья с поразительной для ее грузной фигуры быстротой отступила назад и попыталась захлопнуть дверь, но Костя успел выставить ногу.
— Прошлый раз его тоже дома не было, и позапрошлый… Сколько можно от армии косить, э? Все, достукался твой ковбой, с ордером за ним пришли! — громко вещал Костя. Меж тем Гаргулов потихоньку отступал с крыльца, совершая заранее оговоренный маневр.
— С каким еще ордером?! А ну, предъяви! — перешла в наступление Авдотья.
— И предъявлю!
— Вот и предъявляй!
— А вот сейчас… — тянул резину Кролик, роясь во внутреннем кармане.
Чуткий слух Гаргулова уловил звук открывающегося окна, и капитан понял, что их маленькая хитрость удалась. Он бросился за угол — и успел как раз вовремя, чтобы узреть нескладное лохматое создание, спрыгнувшее с подоконника.
— Шериф! — изумленно выдохнул Неуловимый Джо и обратился в бегство.
— Родной, ты куда?! Притормози! Исполни, сука, свой почетный воинский долг! — задушевно пыхтел капитан, нагоняя юнца.
Джо лягухой перемахнул дренажную канаву — и на миг задержался, ловким пинком отшвырнув в сторону доску. Гаргулов прыгнул… И мало не по пояс погрузился в мерзкую торфяную жижу. Не зря, ох, не зря лежала там дощечка! Но кто же… Джо. Знал, стервец; капитан готов был съесть собственную кокарду — и не просто знал, а, пожалуй, еще и сам ту дощечку примостил, продумывая план отступления… Звериный рык огласил окрестности. Гаргулов выбрался из болота, словно разъяренный кабан, и возобновил погоню. Неуловимый Джо оставил своего преследователя далеко позади, но капитана уже ничего не могло смутить. «На измор возьму мерзавца!» У высокой железнодорожной насыпи Гаргулов перевел дух. Джо стоял на путях, нагло уперев руки в бока — рисовался.
— Тебе не взять меня, шериф… Ты слишком стар для этого! — сплюнул юнец.
— За «шерифа» ты у меня по шее схлопочешь, гнида, — нежно посулил капитан, начиная восхождение. — А за «старость» — по почкам.
На длинной физиономии Джо промелькнула тень сомнения. Похоже, до него только сейчас начало доходить — противник попался серьезный. Что, если и впрямь придется ему завтра, расцвеченному синяками, сменить гордое прозвище Неуловимый на обидное «призывник Дурко»… Парень резко сорвался с места. Теперь они бежали по шпалам. По обеим сторонам насыпи простирались болота, поросшие кое-где чахлым сосняком. Загнал, загнал-таки проклятый шериф в ловушку! Бедному ковбою осталось лишь надеяться на быстроту и выносливость своих ног.
Минут через двадцать Джо захромал… Парень то и дело с беспокойством оглядывался: воплощенная Немезида настигала его медленно, но неотвратимо. Потихоньку темнело, над горизонтом вставала луна. Под ногами скрежетал гравий. Преследователь и преследуемый изрядно удалились от обжитых мест. Кругом была тайга. Джо явно находился на последнем издыхании — и вот настал миг, когда пальцы Гаргулова сомкнулись на воротнике старенькой джинсовой куртки.
— Кликуху… тебе… менять придется… — Капитан все не мог справиться с одышкой, но Джо было еще хуже: юнец обвис в милицейской лапе, словно мешок картошки, из легких его рвались хрипы и свисты.
— Куришь много, — отдышавшись, неожиданно миролюбиво сказал Гаргулов. — Что за мода пошла: шкандыбает эдакий фрукт, мамкино молоко на губах не обсохло, а туда же — с папиросиной… Тяжко тебе в армии придется, парень, с такой дыхалкой — там кроссы каждый день, и вобще…
При слове «армия» Джо застонал и принял более-менее вертикальное положение. Капитан на всякий случай покрепче сжал засаленный ворот Неуловимого.
— Ну что, спринтер, пойдем… Переночуешь в нашем клубе одиноких сердец, а утречком я тебя в военкомат отведу, за ручку — чтобы глупостей по дороге не наделал.
— Шериф… Сволочь… — страдальческим голосом выдавил Джо. — Пристрели меня прямо здесь, а?
— Дурко-о… — с ухмылкой протянул Гаргулов. — Мне за твою буйну головушку военком пивом проставиться обещал. Так что давай, ковбой, шевели булками…
Но Джо не двинулся с места. Глаза юнца уставились на что-то за спиной капитана; зрачки становились все шире и шире. Гаргулов быстро оглянулся.
Он был выше электрички, чудовищная труба оскверняла небеса густыми клубами едкого угольного дыма. Массивный клюв каукетчера скользил над рельсами, по обе его стороны вспухали пышные усы пара. Черный, как сама ночь; только прожектор сверкал холодным голубым огнем — там, за толстой линзой, полыхала бесшумная молния электрической дуги.
— Оба-на! Эт че за хрень?! — ошеломленно выдохнул Джо, завороженно глядя на приближающийся локомотив.
Гаргулов не ответил: он был поражен не меньше своего подопечного. Надо сказать, в легенду о призрачном поезде капитан не поверил ни на грош; и теперь, имея перед глазами зримое ее воплощение, попросту растерялся. Сан Санычу мельком подумалось, что происходящее смахивает на дурной сон: паровоз надвигался совершенно беззвучно. Состав замедлял ход: шатуны ходили все ленивей, облака пара заволакивали пространство, смешиваясь с застилающим болота туманом. Возникли звуки — внезапно, как будто включили невидимый динамик; и тотчас вибрация многотонного механического монстра, передавшись через землю, отозвалась в коленях. В нос ударила волна запахов — железа, смазки, пара, горькой угольной копоти, и ко всему этому примешивалась резкая грозовая нота озона… Локомотив навис над людьми, подавляя своей мощью и размерами. Брови Гаргулова поползли вверх: спереди, там, где у любого нормального, по мнению капитана, паровоза полагалось находиться звезде (ну или, сообразно веяниям времени, двуглавому орлу), скалилась зловещая чугунная ряха, вполне достойная конкурентка мрачных изваяний Нотр-Дам де Пари.
