Владимир Корн - Берег Скардара
— Два! — посылая очередную пулю в спину убегающего пирата.
— Три! — и этот выстрел не прошел мимо.
Методика такой стрельбы весьма проста, но в этом мире ее еще придется создать.
Само оружие является продолжением руки, а его ствол становится вытянутым указательным пальцем. И тогда достаточно указывать таким пальцем на противника, а промахнуться с расстояния нескольких метров сложно, если только не страдаешь нарушением координации движений в результате психического заболевания.
— Четыре! — уже в толпу шарахнувшихся от меня матросов катласа, выбрав самого толстого, чтобы наверняка не промахнуться. Понять их ужас можно, не должен пистолет с одним стволом стрелять четыре раза подряд.
А их уже ждал Прошка, подхвативший вымбовку еще после третьего моего выстрела. Деревянный рычаг от кабестана мало напоминал его любимый балот, но это уже ничего не значило. Еще после первого моего выстрела он схватил одного из пиратов, подняв его как мальчишку над головой, и попросту выбросил за борт. Теперь же он крушил обидчиков вымбовкой, сполна вымещая свою ярость.
Я же застыл со шпагой и револьвером, в котором оставалось всего два заряда, стараясь подстраховать Прошку на тот случай, если кто-нибудь попытается ударить в спину. Таких не было, а были объятые ужасом люди, старающиеся спастись от страшного гнева Проухва.
Дверь, ведущая в кормовую надстройку, распахнулась от сильного удара ногой, и на свет показался хозяин этого корабля. В руках держал абордажный топор, а на лице было выражение ослепляющей ярости. И сразу становилось понятным, почему именно он капитан, а не кто-нибудь другой, из тех, кто в ужасе метался по палубе или карабкался по вантам на мачты.
— Восемь! — таков был мой очередной рев, и я сам не смог понять, почему именно эта цифра пришла мне в голову, когда я стрелял навскидку.
"Наверное, восемь — это мое счастливое число" — пронеслась в голове глупая мысль, когда между его глаз образовалась аккуратная черная дырочка.
Жаль, очень жаль, потому что хозяин занимал в моих планах основную роль. А из мертвеца очень плохой, да что там, на редкость отвратительный заложник.
И теперь придется трудно, потому что на верхней палубе находилась только часть команды катласа, те, кому подобное развлечение могло доставить удовольствие. А ведь была еще и подвахта, и отдыхающая смена, находящаяся где-то там, внизу, на жилой палубе корабля. И всем им не потребуется много времени, чтобы разобраться в ситуации и понять, что все не так уж страшно, что нас всего лишь двое, а в моем револьвере остался один патрон.
Я взлетел на полуют, туда, где находился штурвал, держа наготове шпагу. Там должен быть рулевой, вахтенный офицер, или как он тут называется.
К моему удивлению мостик оказался пуст.
За кормой корабля раздался вопль. Недалеко, в кильватерной струе, виднелась голова плывущего человека, а вокруг кружили черные плавники акул. Затем там поднялась окрашенная в розовый цвет пена.
Вот человек исчез, в последний момент вытянув из воды во всю длину руку, будто пытаясь ухватиться ею за низкое хмурое небо. Я даже вздрогнул, на секунду представив, что на его месте мог быть и я.
Корабль, оставшийся без рулевого, уваливало под ветер и паруса захлопали, потеряв его.
— Прошка, ко мне! — заорал я снова на родном языке. Но слово "Прошка" звучит одинаково и на суахили, а понять смысл команды можно и по моему требовательному реву.
Проухв в два прыжка преодолел все восемь балясин трапа, встав рядом со мной, весь заляпанный своей и чужой кровью, все еще держа в руках обломок вымбовки, свежеокрашенный в красный цвет.
— Подтягивай — указал я ему на канат, волочивший шлюпку на буксире. Прошка сильнее и поэтому подтянуть ее к борту у него получится значительно быстрее.
Сам я встал у единственного трапа, ведущего на мостик. Какое-то время у меня получится задержать их, пока еще будет свежи впечатления от пистолета, что может стрелять много раз подряд. Но когда они догадаются применить свои, все, пиши пропало.
Когда раздался душераздирающий скрежет и треск, палуба стремительно ушла из-под ног. Падая, я выпустил последний заряд в такое близкое небо. Корабль начал стремительно крениться на левый борт.
"Налетели на подводные скалы" — мелькнуло в голове, которой я успел здорово приложиться в падении к нактоузу, пытаясь встать на ноги.
А корабль продолжал крениться, и было слышно, как через пробоину в его чрево хлещет вода. В его чреве что-то прогромыхало, вероятно сдвинулся груз, заставляя катлас крениться ещё быстрее. Из дверей кормовой надстройки, на карачках, вылетела Мариам, оглушительно визжа от страха.
Девочка, а я ведь совсем про тебя забыл.
— Ваша светлость — послышался рев Проухва — быстрее сюда.
Так, шлюпка у борта и если сейчас ее не займем мы, то она достанется хозяевам.
Корабль уже касался ноками рей воды. Сейчас он достигнет точки неустойчивого равновесия и все, на ровный киль ему уже не встать. У него останется только один путь, перевернуться кверху дном. У нас это называется оверкиль, а вот как это называется здесь, я все еще не знал.
Мириам соскользнула по наклоненной палубе к самому фальшборту, и, не будь его, свалилась бы в воду. Туда, где у самого борта мелькали стремительные тени акул и виднелись их плавники.
Сейчас девочка, сейчас, мы ни за что тебя здесь не оставим. Ухватив все еще визжащую девушку за ворот, я чуть ли не волоком потащил ее за собой. Прошка был уже в шлюпке и бешено вращал глазами в поисках чего-либо, чем можно перерубить канат. Этого не требуется, морские узлы тем и отличаются от всех остальных, что надежны, легко вяжутся и не менее быстро их можно распустить. Местный узел ничем не отличался от знакомых мне по прежнему месту жительства на планете Земля.
— На весла! — заорал я ему уже на имперском, отталкивая шлюпку от гибнувшего корабля.
Не хватало еще, чтобы по нам стрелять начали, сейчас, когда мы совсем рядом. Не сомневаюсь, всем им не до этого, но я привык, что моя судьба всегда выбирает самый плохой сценарий.
Тресь — и в руках Проухва оказались две половинки весел. Мать твою, ты хотя бы немного соизмеряй свою силу с тем, что попало тебе в руки.
Ничего, шлюпка четырехвесельная и грести я умею.
— Держи румпель прямо! — это уже снова Прошке. Вот же моряк хренов, уж такие-то слова он должен знать. Очень трудно грести, держа направление, когда перо руля почти прижато к транцу кормы.
— И-и раз, и-и раз, — командовал я сам себе, гребя веслами и глядя на удаляющуюся корму катласа. На накренившейся корме корабля золотом горели буквы — "Любимец судьбы".
