Шавина Виктория - Научи меня летать
- И совсем не так же, Меми, - грустно сказал он, насмотревшись на уродливый силуэт. - Они благородные, а я нет. Разве я не должен носить то же, что и люди в деревне? Они такие красивые: стройные, лёгкие. Я даже Вельрику не могу догнать.
Хин досадливо пнул туфли на каблуках, а служанка почему-то рассмеялась.
- Им хорошо так под небом бегать, - она подняла туфли и поставила их перед мальчишкой. - А вам зачем в бальной зале? Там нужна другая красота.
"Какая же это красота?" - молча спросил у зеркала Хин. Меми приняла его молчание за согласие и защебетала:
- Надевайте ваши туфельки, а я вам помогу с беретом.
- Нет! - вырвалось у мальчишки.
Служанка весело приподняла брови:
- Да будет вам, господин Одезри. Госпоже он очень нравится.
- Пусть сама его и носит, - пробурчал Хин. - Он смешной.
- Ну, так вы улыбайтесь, - посоветовала Меми и с удовольствием взяла в руки маленькую бархатную шапку.
- Пожалуйста! - взмолился мальчишка.
- Сожалею, - улыбаясь, няня пристроила берет на рыжих волосах и закрепила четырьмя шпильками. - Вы же хотите порадовать госпожу?
Хин опустил голову.
- А теперь я должен играть с этими благородными?
- Правильно, - улыбнулась Меми.
Мальчишка поплёлся к выходу из комнаты.
Близнецы, вооружившись обломками деревянного камня, увлечённо выковыривали булыжник из дорожки во дворе. Хин пошёл к ним, чувствуя спиной одобрительный и весёлый взгляд няни.
- Зачем вы это делаете? - спросил он, останавливаясь рядом.
Один из близнецов засмеялся.
- Смотри-ка, хозяин нашёлся, - сказал он второму.
Второй не ответил, полностью сосредоточенный на своём занятии.
- Чего тебе надо? - грубо спросил у Хина первый, и почему-то приветливо улыбнулся.
Одезри некоторое время молча разглядывал нахала - тот напоминал весёлого духа Солнца и даже в нелепом наряде не казался смешным.
- Вы портите дорожку, - наконец, хмуро заметил он. - Если вытащить такой большой камень, колесо застрянет.
"Дух" снова засмеялся.
- Ну, ты даёшь, - сказал он. - Тоже мне сэррин нашёлся. Оглядись, умник, у вас половины камней не хватает.
Хин не нашёлся с ответом и растерянно переступил на месте. "Дух" капризно надул губы и потянул за рукав второго близнеца.
- Лодак, скажи ему, пусть отстанет.
Хин ожидал, что второй огрызнётся: "Сам скажи", но тот поднял голову и совсем как взрослый - бесцеремонно и деловито - осмотрел Одезри с головы до ног.
- Да он и сам сейчас уйдёт, - заключил второй близнец.
Его слова разозлили Хина, и он потребовал:
- Оставьте камень!
- Ещё чего! - с милым видом возмутился "дух". - Лодак, скажи ему.
- Нас двое, а ты один, - как его и просили, сказал второй близнец. - Впрочем, может ты из тех, кто побежит звать отца?
- У него нет отца, - "дух" пихнул брата под бок.
- Откуда мне было знать, - отмахнулся Лодак. - Я учил родословные, но что-то не припомню там… - он поднял глаза на Хина. - Как там твоё имя рода?
- Одезри! - вмешался "дух". - Но это не имя рода. Он не благородный.
- Да? - живо спросил Лодак. - Какой конфуз. А разодет-то! Что за времена: всякий рядится уаном.
Близнецы захохотали. Хин угрюмо смотрел на камень, который они выкапывали.
- Ты ещё здесь? - весело улыбнулся "дух", отсмеявшись.
- Мать велела мне с вами играть, - мрачно ответил Хин. - Так что я не уйду.
Близнецы переглянулись.
- Какой послушный сын, - усмехнулся Лодак. - Тогда развлеки нас.
- Да, да, развлеки, злюка, - захлопал в ладоши "дух".
- Придумай игру, - предложил второй близнец.
Хин повёл их на стену - сторожевой даже не проснулся - остановился у зубцов, встал на носочки и указал рукой на горизонт.
- На самом деле, - сказал он, - я не здесь. Я - там, на свободе. И я не человек, я - птица. Я могу улететь, куда захочу. Я могу увидеть весь мир. Я чувствую ветер на своих перьях, я чувствую Солнце, и я вижу…
- Что ты дурак, - перебил его Лодак. - И руки раскинул. Давай, прыгай вниз, раз ты птица. А мы посмотрим, как ты полетишь.
"Дух" засмеялся.
- Да всё не так, - разозлился Хин.
- Дурак и есть, - утвердил второй близнец. - А теперь и от слов своих отпираешься.
Мальчишка больше всего не любил совместные трапезы: завтраки и обеды. В унылой столовой на первом этаже не было окон, голые каменные стены подавляли древностью и безразличием. Четыре лампы, в которых роились шарики света, освещали длинный прямоугольный стол и сидевших за ним людей, а вчетверо большая часть комнаты лежала в полумраке за их спинами. Хину всегда казалось, будто столовая что-то замышляет.
В ней жили странные существа, прекрасно изучившие повадки людей - поэтому-то их нельзя было застать врасплох, поймать и разглядеть. И всё же мальчишка часто замечал, как их тени пробегают по полу, стенам, а то и потолку. Всё время трапез он гадал, на что они похожи, и почему живут в столь мрачном месте.
Однажды он обратился к ним мысленно и предложил поселиться в других комнатах крепости, описал, как там хорошо: тепло, светит Солнце, в спальнях есть даже занавеси и ковры. Существа не ответили и даже не показались на глаза. "Почему они не хотят? - раздумывал Хин. - Конечно, ничего особенно заманчивого наверху нет, но как можно отказаться от Солнца?"
Время от времени взрослые прерывали его размышления. Мать как всегда одёргивала: сиди прямо, не клади локти на стол, отвечай, когда тебя спрашивают, не смотри в никуда. Тадонг пытался завязать разговор, но Хин упорно молчал, и даже Надани уже смирилась с таким поведением сына. Мальчишке не нравился покровительственный тон мужчины и его нелепый наряд, выпученные глаза, полные губы, рыжие волосы, короткие пухлые пальцы. У него вызывала отвращение тщательность, с которой Тадонг разделывал пищу, и то, с каким достоинством пережёвывал каждый кусок - будто перетирал меж двумя жерновами челюстей.
Хин пытался понять, разделяют ли обитатели столовой его отношение к мужчине, или же им все люди кажутся чужими и неприятными, но не мог истолковать значения теней. "Каково это: жить в мире без света? - едва его оставляли в покое, как он возобновлял раздумья. - Не нужно думать о смешной одежде, но с другой стороны жить во тьме - всё равно, что быть слепым. Только это не значит быть другим, потому что все люди вокруг тебя тоже слепы".
Мальчишка грустно отправил в рот кусок жёсткого мяса. Он, и не спрашивая, знал, что мать не позволит ему остаться одному в тёмной комнате, чтобы узнать, как чувствует народ столовой. "У них наверняка есть своё, особое зрение, вместо нашего. И они видят что-то более важное, чем то, что видим мы. Но если я не попробую жить как они, то я никогда не разгадаю их тайну".
