Всеволод Золотарь - Наследие Древних
Руки и ноги парня покрывала сеть маленьких шрамов, которых раньше не было. Да и выглядели они довольно-таки странно — словно непонятный рисунок. Левое колено, простреленное кочевником, было туго стянуто повязкой. Ей послужила рубашка фермера.
Пещера оказалась огромной. Побоявшись вставать, Равен, сидя оглядывал свой приют. Где-то журчала вода. У противоположной стены чуть пробивалась полоса света. Именно там, на полу, и лежала та странная плита. Вспомнив про неё, Равен передёрнул плечами.
— Куда же я попал? — вопрос был произнесён в пустоту.
Но тут случилось нечто странное — пустота ответила:
— Ты, в моей скромной обители… человек.
Пустота говорила тем же вкрадчивым голосом, что и существо, примерещившееся юноше вначале. Или это не мираж?
— Чего молчишь? Боишься?! — Голос говорил с плохо скрываемым сарказмом.
Равен не ответил. Он действительно боялся. Он сильно зажмурился.
– 'Этого не может быть… , — юноша мысленно обратился к себе. 'Это горячка, вызванная ранениями… или нет? Может, я уже умер? Да, точно! Это Бездна Времён…
Его размышление прервал удар. Вернее не удар, а так, оплеуха. Не очень больно, но зато страшно обидно.
Парень подскочил, но левую ногу тут же прострелило острой болью. Ойкнув, он рухнул обратно. При падении Равен так приложился головой о каменное ложе, что у него из глаз посыпались искры.
Зашипев, Равен принялся искать глазами обидчика. Но того рядом не оказалось. Лицо юноши приобрело удивленное выражение. Наверно вид у него был очень забавный, так как невидимый собеседник разразился громким хохотом.
— Что, — проговорил голос, — сдачи дать хочешь?
Равен не на шутку разозлился. Всё это больше походило на дурной сон, нежели на реальность.
— Ты кто!? — с вызовом в голосе выкрикнул он, — покажись! Чего ты от меня хочешь?
Последние слова парень буквально прорычал. Подобное поведение удивило даже его самого. Но голос довольно проговорил:
— Какая ярость! Это очень хорошо. Ненависть в купе с яростью способна на многое…
Следующая оплеуха скинула Равена на пол. Снова ударившись коленом, фермер взвыл от дикой боли.
Катаясь по холодным камням, он не заметил, как от стены отделилась скрытая балахоном фигура. Подойдя к ложу, незнакомец сел на корточки и протянул руку замершему парню.
— Не бойся. Я — друг.
От того, как он это сказал, у Равена по спине пробежали мурашки размером с орех. Голос был отстранённым, но в нём лязгал металл. Металл, покрытый морозным инеем. Противиться такому было бессмысленно.
Равен протянул незнакомцу дрожащую руку. Кисть скрылась в рукаве балахона, и парень почувствовал, как запястье сжали холодные пальцы.
Резкий рывок и фермер уже сидит на ложе. Он боялся смотреть на зловещий силуэт и поэтому вбивал свой взгляд в пол.
Фигура вновь залилась хохотом:
— Да не бойся ты, дурень! Я ж тебе человеческим языком говорю — я, твой друг. И желаю тебе только добра!
Равен, робко поднял взор и всмотрелся во тьму под капюшоном.
— Ты кто? — он задал мучающий его вопрос.
Фигура хмыкнула и откинула капюшон. Лицо странного незнакомца было лицом самого обычного человека. Так выглядел любой купец, зарабатывающий в год больше сотни полноценных тузлов. Седые, зачесанные назад волосы. Аккуратно остриженная борода, чуть крючковатый нос. Мужчине с виду можно было дать лет пятьдесят… Если бы не глаза. Цепкий, твердый взгляд человека повидавшего в этой жизни всё. Такие глаза бывают лишь у стариков, проживших в этом неспокойном мире долгие десятки лет.
Глядя в этих спокойные зелёные глаза Равен наконец-то сбросил с себя оковы неуверенности. Говорить с человеком, это не со странной тенью.
— Здравствуйте, — голос парня походил на мышиный писк.
Незнакомец расплылся в улыбке:
— И тебе, не хворать.
Чуть-чуть подумав, фермер представился:
— Равен, сын Фурса. Что из Головцов… — на последнем слове он запнулся. Фурса больше нет… никого больше нет! Все кто выжил, наверняка уже согнаны на степные рынки.
Заметив изменение в лице гостя, незнакомец спросил:
— Что с тобой случилось? На воина ты не похож, на ограбленного купца тоже. Кто ты такой?
— Я сын простого фермера, — Равен развел руками, — на нас напали Вердары и…
Незнакомец впился взглядом в лицо парня. Немного помолчав, он спросил:
— Какой год на дворе?
Равен окаменел. Такой вопрос его просто оглушил.
— Триста восьмидесятый… со Дня Явления Великих.
Глаза незнакомца полыхнули зелёным огнём. Равен отшатнулся. Он понял, что в первый раз это пламя ему не померещилось.
— Триста восемьдесят лет, — проскрипел незнакомец. Когда он сморгнул, пламя исчезло.
Равен хотел, было спросить, как зовут нового знакомого. Но тот, как-то отрешенно провел рукой у лица фермера, и тьма вновь распахнула свои объятья.
— Вставай! — голос из неоткуда.
Равен не хотел уходить из мира мягкой ночи.
Здесь тихо…
Здесь спокойно…
Нет переживаний…
Нет горести…
Блаженная тьма…
— Вставай, собачье семя!
Последующий удар вернул Равена в этот жестокий и несправедливый мир.
Вскочив, он даже не сразу понял, что может безболезненно стоять на ногах. На колене остался лишь рваный шрам, как напоминание о человеческой злобе…
Незнакомец всё в том же неизменном балахоне стоял посреди пещеры. Уперев руки в боки, он придирчиво осматривал фермера.
— Да, — протянул он разочарованно, — ну и молодежь пошла! Кожа да кости…
Равен, удивленно огляделся. Вроде выглядел он, как обычно… только исхудал немного. Но тут исхудаешь, когда такие дела творятся!
— Жрать хочешь? — в голосе мужчины не было и намёка на заботу. Так, не более чем проявление интереса.
Прислушавшись к своим ощущениям, Равен понял, что в животе у него пусто. Бабушка говорила ему в детстве, что если долго не есть, то желудок съест печень. А потом и всё остальное…
— Да, — протянул он неуверенно.
— А жрать тут нечего! — мужчина развёл руками.
Равен остолбенел. Ничего подобного он не ожидал. Сложно сказать чего он вообще ожидал, но точно не этого.
— А… как… — начал парень несмело.
— Что 'как'? — рявкнул незнакомец, — Наверх выбраться?
Равен кивнул. Криво усмехнувшись, мужчина сказал:
— Никак. Пока, во всяком случае, — он указал на проем в потолке. — Ну, если ты летать умеешь… умеешь?
Равен отрицательно покрутил головой.
— Ну и я не умею, — незнакомец разочарованно вздохнул, — будешь лестницу строить! Но это потом. Сейчас главное — завтрак!
