Дэвид Геммел - Белый Волк
— Спасибо. — Брейган потер ноющую от стального пожатия руку. Среди развалин сгоревших домов копошились какие-то люди. Брейган старался не смотреть на них — и на двух мертвецов, висящих на высоком дереве,
— Пусть это грех, но мне страшно, брат, — прошептал он. — Почему люди творят такие ужасные вещи?
— Потому что могут, — ответил Лантерн.
— А ты разве не боишься?
— Чего?
Вопрос показался Брейгану до смешного нелепым. Брата Лайбана избили до полусмерти, город охвачен ненавистью к церкви и ее служителям. На главной улице Брейгана бросило в пот. Здесь народу было побольше, и у входа в таверну стояли несколько солдат в темной одежде. Многие пристально смотрели на идущих к аптеке монахов. Кто-то выкрикнул бранное слово.
От пота щипало глаза, и Брейган все время моргал. Брат Лантерн, подойдя к аптеке, нашел дверь запертой и постучал. Ответа не последовало. Вокруг стал собираться народ.
— Пойдем отсюда, брат Лантерн, — сказал Брейган, по-прежнему стараясь ни на кого не смотреть.
Потом он услышал чей-то злобный голос, обращенный к нему, повернулся, получил удар кулаком в лицо и кулем повалился наземь. Сапог пнул его в грудь, и Брейган с криком откатился к стене.
Лантерн, перешагнув через него, заступил дорогу обидчику и тихо проговорил:
— Остерегись, брат.
— И чего же я, по-твоему, должен остерегаться? — осведомился могучий бородач в зеленом кушаке арбитра.
— Гнева — ведь он, как правило, влечет за собой горе.
— Я тебе покажу горе! — засмеялся бородач, замахиваясь кулаком на Лантерна. Но монах уклонился, и удар прошел мимо. Арбитр, потеряв равновесие, наткнулся на выставленную вперед ногу Лантерна и плюхнулся на колени. С ревом вскочив, он снова бросился на монаха, снова промахнулся и снова упал, теперь уже в кровь разбив лицо о булыжник. Сообразив, что одних кулаков тут недостаточно, он вытащил из-за пояса нож.
— Остерегись, — повторил Лантерн. — Ты можешь пораниться еще сильнее.
— Пораниться? Дурак ты, что ли?
— Я начинаю думать, что да. Не знаешь ли, когда аптекарь придет? Наш брат болен, и нам нужны травы, чтобы снять жар.
— Аптекарь сейчас понадобится тебе самому!
— Я ведь не отрицаю, что он мне нужен — или я выражаюсь недостаточно ясно?
Арбитр, громко выругавшись, ринулся вперед с ножом. Лантерн опять отклонился, и его рука слегка задела плечо нападающего. Тот пролетел мимо Лантерна, впечатался головой в стену аптеки и сполз вниз, поранив ножом собственное бедро.
Лантерн опустился на колени рядом с ним и осмотрел рану.
— К счастью, если такое выражение уместно в нашем случае, крупную артерию ты не задел — однако рану все же следует зашить. Есть здесь его друзья? — — поинтересовался он, обернувшись лицом к толпе. — Этот человек нуждается в уходе.
Вперед вышли несколько мужчин, и Лантерн спросил одного:
— Вы в ранах смыслите что-нибудь?
— Нет.
— Тогда несите его в трактир. Я сам зашью порез. Да пошлите кого-нибудь за аптекарем! У меня много дел и нет времени тут прохлаждаться.
Брейган, на которого никто больше не обращал внимания, со стонами поднялся на ноги. Раненого тем временем отнесли в. трактир.
— Дождись аптекаря, — велел своему собрату Лантерн, — я скоро. — Он отправился вслед за носильщиками, и толпа раздалась, пропуская его.
Брейган, одолеваемый головокружением и тошнотой, несколько раз глубоко вздохнул.
— Кто это такой? — обратился к нему один из солдат городской стражи.
— Брат Лантерн, наш библиотекарь. — Солдат засмеялся, и толпа стала расходиться.
— Думаю, что сегодня вас больше не тронут, — сказал стражник.
— Что мы им сделали? Мы всегда стремились любить всех своих ближних, и многие из этих людей мне знакомы. Мы оказывали им помощь, когда они болели, а в прошлый голодный год делились своими припасами.
— Я за них не ответчик, — пожал плечами солдат.
— Но почему вы не заступились за нас? — не унимался монах.
— Мы люди подневольные и подчиняемся приказу. Не наше дело разбирать, какие приказы нам нравятся, а какие нет. На вашем месте я покинул бы монастырь и ушел на север. Скоро горожане явятся и к вам.
— Для чего?
— Спроси своего друга. Он, мне сдается, понимает, откуда ветер дует. Во время драки я заметил у него на руке татуировку — что такое там нарисовано?
— Паук.
— Я так и подумал. Нет ли у него на груди льва или чего-то в этом роде?
— Есть. Леопард.
Солдат, ничего больше не сказав, зашагал прочь.
Уже три года Скилганнон пытался вновь обрести то единственное мгновение полной ясности и всепонимания. Изредка ему казалось, что оно совсем близко, словно расплывчатый образ на самом краю поля зрения — но стоило сосредоточиться на этом образе, как тот исчезал бесследно.
Он отказался от богатства и власти, он странствовал по диким местам, он стал монахом здесь, в бывшем замке Кобальсин, он три года корпел над книгами, усваивая — и пытаясь принять — учение, не имеющее ничего общего с миром Человека и человеческой природой.
Каждую ночь ему снился один и тот же сон, где он блуждал по темному лесу в поисках белого волка. Заметив бледный силуэт в густом подлеске, Скилганнон хватался за мечи, и волк убегал.
Чутье подсказывало Скилганнону, что между мечами и волком существует какая-то связь. Как только они оказывались у него в руках, волк исчезал, но из страха перед волком Скилганнон каждый раз невольно вооружался.
После этого монах по имени Лантерн просыпался и скатывался со своей узкой койки, задыхаясь, стиснув кулаки. Маленькая келья с крохотным окошком представлялась ему тогда тюремной камерой.
В эту ночь над монастырем бушевала гроза. Скилганнон прошел босиком по коридору и поднялся на крышу, под дождь. Молния прорезала небо, следом прогремел гром.
В ночь после завершающего сражения тоже шел дождь.
Вражеский священник стоял на коленях в грязи, среди тысяч тел. Он поднял глаза на Скилганнона и воздел тонкие руки к бушующему небу. Дождь промочил его светлую рясу насквозь.
— Слезы небес, — сказал он.
Скилганнона до сих пор удивляла ясность, с которой ему запомнилась эта встреча. Он помнил даже вопрос, возникший тогда у него в голове: к чему Богу плакать? Он высмеял священника, обозвал его дураком и сказал:
— Найди себе бога посильнее. Слезы — удел слабых и неудачливых.
Прохаживаясь под дождем по монастырской кровле, Скилганнон смотрел на восток.
Ливень понемногу утихал, тучи расходились. Рогатый месяц осветил блестящую от влаги землю. Белые дома городка сверкали, будто сахарные. Нынче ночью беспорядков не было, и дождь потушил пожар в купеческом квартале. Но завтра толпа соберется снова, подумал Скилганнон. Или послезавтра. Что, собственно, делает он на этой крыше? Тот скот в городе спросил, не дурак ли он, и этот вопрос засел у Скил-ганнона в голове. Зашивая тому человеку бедро, он заглянул ему в глаза и увидел там ненависть.
