Владимир Ареньев - ФЭНТЕЗИ-2004
— Ого! — рассмеялся пан Михал.
— А ты не смейся, паночек! — мрачно сказал Цимох. — Не веришь, так спросил бы у своего отца. Только ведь ты не спрашивал! Потому что не хотел, чтобы он узнал, куда и зачем ты поедешь. Ведь так, паночек?
— Так, — нехотя согласился пан Михал.
— А отчего это все?
— Оттого, что… — Тут пан Михал запнулся, потом махнул рукой и продолжал: — Оттого, что хоть мой отец — князь и сын князя и все в его роду были князья, никто здесь не ровня ему, все вы грязь, а вот когда речь заходит о цмоке, тогда все вы — и мой отец, и вы, его грязные темные хлопы, — все вы становитесь равными в своем животном страхе перед цмоком. А вот какой он, этот цмок, из себя? Как он выглядел, когда ты видел его в последний раз, если уж ты настаиваешь на том, что он каждый раз выглядит по-разному? Ну, опиши мне его!
Цимох долго морщился, явно не зная, как ему отвечать на этот вопрос. Он даже пару раз оглядывался на свою супругу, старую Цимошиху, что означало крайнюю степень озадаченности. А потом все же ответил. Сказал он так:
— В последний раз он был нестрашный. Он же не знал, что я его вижу! Я очень тихо подошел. А он в траве лежал. Это на старых вырубках. Лежал себе, солнце было, тепло… А может, он и знал, что я рядом, да проверял меня. А я чего? Я — о! У меня голова! — И с этими словами старый полесовщик постучал себя ладонью по лбу, после чего продолжил: — Я упал перед ним на колени и начал говорить ему всякие добрые слова. Он тогда повернул ко мне голову, прищурился, вот так вот высунул язык, зашипел, как змея, а после шнырь в кусты — и как его и не было. Вот как я его, того цмока, видел в последний раз.
Сказав это, Цимох замолчал. Но юного пана Михала такой ответ явно не удовлетворил. Он гневно воскликнул:
— Ты, хлоп, не виляй! Ты мне прямо говори: какой он был из себя? Ну, я жду!
— Нестрашный, я же говорил! — так же гневно ответил Цимох. — Об одной голове. И хвост один. Лап тоже четыре. Такая ящерица длинная, шагов на шесть в длину. И зубы вот такие, что мой палец. И острые! А на спине… ну как гребень. Гребешка — во, с ладонь. Пасть — во! Но ни дыма, ни огня из пасти не было. И это все.
— А! — удовлетворенно воскликнул пан Михал. — Я же говорил! То никакой не цмок. То динозаврус. Понял?
Цимох настороженно промолчал. Тогда пан Михал посмотрел на Змицера — а тот по-прежнему сидел не шевелясь, белый как мел, — и сказал:
— Не дикозаврус, а динозаврус. И ты, Цимох, — тут он снова обратился к полесовщику, — и ты запомни: динозаврус. Я там, у них, ну, там, куда мы ездили с посольством, много чего об этих динозаврусах слышал. И даже видел их. Даже руками щупал, вот! — И пан Михал для наглядности даже показал, как он это делал.
Цимох не поверил. Спросил насмешливо:
— Живых, что ли?
— Нет, — честно признался пан Михал, — только мертвых. Чучела. Этих динозаврусов давно нигде уже нет. Только у нас в пуще и остались.
— Ха! — громко воскликнул Цимох. — Динозаврусы! Динозаврусы, может, там у них и были. Так то динозаврусы, паныч. А это цмок! Это…
— Молчи, хлоп! — прикрикнул на него пан Михал. Цимох замолчал. Тогда пан Михал продолжил:
— Слушай меня, дикарь! И ты, Змицер! И ты, женщина, тоже! Я опять говорю. Никогда нигде никаких цмоков, никаких леших, упырей и русалок не было, а были только динозаврусы, это такие дикие древние звери. А потом их срок прошел, все они вымерли. Везде, где мы с посольством ездили, их давно уже нет. Ну, только иногда кости от них находят, шерсть. Тамошние ученые люди очень этим всем интересуются, говорят, если знать, как раньше было, какая раньше жизнь была, тогда можно точно сказать, какая дальше будет жизнь, что нас ждет. Предсказания, поняли? И вот, когда я там у них был, они мне и чучела всякие показывали, и в книгах про тех динозаврусов читали, а я им про нашего этого зверя рассказывал, и они сразу догадались, кто это, и говорили: «Михал, привези его, хоть живого, хоть мертвого, это будет для нашей науки великая польза, а тебе большой почет, а тому, кто тебе поможет этого диковинного, может, последнего на всей земле зверя добыть, тому мы огромные деньги отвалим, так ты ему, Михал, и скажи, мол, не робей, Цимох…»
Но тут пан Михал, поняв, что перестарался, замолчал и испытующе посмотрел на Цимоха. Цимох молчал. Тогда Михал спросил:
— Понял меня?
Цимох снова ничего не ответил. Зато старая Цимошиха, до этого скромно стоявшая в углу, вдруг тихо запричитала:
— Паныч, паныч мой ясновельможный! Такой ты молодой, красивенький, зачем тебе тот цмок? Езжай, паныч, домой, скажи, чтобы тебя женили, чтоб дали тебе в жены панну распрекрасную с очами синими…
— Ат! — гневно выкрикнул Цимох.
Цимошиха не посмела его ослушаться и тотчас замолчала. Тогда Цимох еще раз многозначительно посмотрел на нее, и Цимошиха вовсе скрылась за печью. После чего Цимох нервно откашлялся, оборотился к пану Михалу и сказал так:
— Две недели тому я опять пришел на старые вырубки и видел там его следы. Следы были очень большие. От лап вот такие следы, — тут он показал на столешнице, какие это были следы, выходило, что почти по два локтя длиной, никак не меньше. — А еще был след от брюха, — продолжил Цимох. — Это как будто двух волов тащили. Там все кусты поломаны. Как тебе это, пан?
Однако пан Михал только усмехнулся в ответ. Да только Цимоха подобное недоверие нисколько не смутило. Он продолжал:
— Этой весной у Петрока Дуды корова потерялась. Петрок пришел ко мне. Мы ходили, искали. Только кости нашли. И череп, кем-то перекушенный. Вот так вот, надвое! Все это, паныч, цмок, там и следы его были, тоже громадные. Я Петроку сказал: «Уйдем, Петрок, а не то мало ли!» И мы ушли. Только он не послушал меня. Назавтра он один туда пошел. И по сегодняшний день не вернулся. И ничего мы от него не нашли. Змицер, слыхал про то?
Змицер кивнул.
— А про пана Миколу слыхал? И ты, паныч, я знаю, слыхал!
— Так то было когда еще! — рассерженно сказал пан Михал. — Десять лет тому, наверное!
— Вот-вот! — сказал Цимох. — Десять лет! Да, с той поры ничего такого уже не было, не жрал цмок никого из панов, потому как твой отец, ясновельможный пан князь, сто лет ему еще жить-здравствовать, запретил панам на него охоту ладить! Всем запретил. Думаю, и тебе тоже не позволял и не позволит. Тогда какой был цмок? Трехголовый, паночек! Одной головой сожрал того Миколу, второй — его коня, а третьей — всех его собак. Было такое, пан?
— Я не видел!
— А твой отец? А остальное панство? Тогда их собралось — ого! Со всей округи. Тоже смеялись, помню я, тоже шпыняли меня, тоже кричали: «Веди, хлоп! Скорей!» А что они после того кричали, когда цмок пана Миколу заел? И ты еще теперь… И-и-и, паночек! Смерти моей хочешь? Ведь что мне старый князь назавтра скажет? А скажет так: «Ты безголовый был, Цимох, так и теперь безголовый ходи!» И саблей — ш-шах! Так, Змицер, а?
