Элейн Бергстром - Полотно темных душ
Сверху из узкого дверного проема появились две темные фигуры и направились ко мне. Я замедлила шаг, внезапно почувствовав страх. В это мгновение вопли Вара стали истошнее. Обернувшись, я увидела его сзади – похоже, он сорвался со скалы. Один из спускавшихся мужчин – оба были в серых плащах – нес веревку, второй показывал куда-то за меня. Они подошли ко мне, один, поколебавшись, коснулся меня рукой:
– С ним все будет в порядке, – а потом побежал вниз.
Я смотрела ему вслед, слышала крик Вара:
– На помощь!
Я довольно долго смотрела, как непонятная пара разматывала веревку, потом они кинули конец вниз. Тут я повернулась к замку и продолжила карабкаться наверх. Оказавшись внутри стен, я уже не так торопилась. Я остановилась, дрожа от чего-то большего, чем просто внезапный испуг. На мгновение меня как будто обездвижили, я не могла сделать ни шагу. И тут, так же резко, как появился, страх вдруг пропал, сменившись прежним желанием, которое я не могла сдерживать. Я вбежала в полуоткрытую дверь.
Стена окружала несколько каменных строений, возведенных из того же гранита, что и скалы. Крыша, однако, осталась лишь на одном двухэтажном доме. Одно из зданий сгорело, от него остался лишь обгоревший остов. Я охватила весь внутренний двор одним беглым взглядом и теперь смотрела только на большую разукрашенную часовню у дальней стены.
Казалось, часовня была перенесена в эти стены из каких-то других, далеких земель, где все цветет и радуется жизни. Стены ее были сложены из плотно подогнанных крепких глиняных блоков, никак не похожих на старые камни крепости. Высокие остроконечные окна, закрытые тяжелыми панелями, должно быть, были восхитительны в первозданном виде. Даже без стекол резные переплеты были красивы – от храма исходило нечто светлое и радующее. Я могла представить эту часовню стоящей в центре какого-нибудь мирного городка. Трава и цветы должны были окружать ее – и, как мираж, я увидела зеленый лужок среди полуразрушенных высоких стен.
Я замотала головой, пытаясь отделаться от этого видения, потом подошла ближе и положила руки на тяжелые стальные двери. Они были покрыты таинственными рунами, сейчас загадочно мерцавшими в лучах заходящего солнца.
Неожиданный страшный холод пронзил ладонь и потек дальше по моей дрожащей руке. Я отдернула ладонь, странным образом зная, что если этот холод дойдет до сердца, то я умру. И все-таки я отодвинула проржавевший стальной засов и толкнула дверь, почему-то надеясь, что она заперта изнутри.
Но двери легко поддались и распахнулись. Яркое солнце тут же послало лучи в открывшийся проем, нарисовав мою высокую черную тень на неровном каменном полу. Если когда-то внутри и были скамьи и статуи, то вынесли их отсюда давным-давно. Я осторожно направилась к алтарю. Когда мои глаза привыкли к полумраку, я увидела оплывшие свечи, стоящие на потемневшей каменной плите алтаря. Я порылась в кармане, нащупала огниво и высекла искру.
И в этом неверном, слабом свете свечи, сквозь пыль и паутину я увидела его – серебряное полотно, каким-то образом избежавшее тлена. Оно висело на стене за алтарем. Поставив свечку на алтарь, я стала внимательно рассматривать полотно. На нем был выткан сложный таинственный узор – ряд за рядом, друг над другом мужчины и женщины, и их лица искажены таким ужасом, столь кошмарны, что казалось – на полотне запечатлены узники ада.
И было еще блистающее величие. Полотно было прекрасно. От него, казалось, исходила странная сила, наполнявшая меня невероятной смесью трепета и страха – оно было наполнено святостью. Другого слова я не могла подобрать.
Хотя мне хотелось бежать от него, я приблизилась, упала на колени перед ним… подняла глаза… шептала полузабытые молитвы, слышанные когда-то от матери и мрачных священников нашего городка.
Не знаю, сколько времени я провела на коленях – целую вечность или краткий миг. Какой-то шум снаружи отвлек меня. Двери распахнулись настежь. Ветер ворвался в часовню, и полотно затрепетало, зашелестело так, как, должно быть, смеются феи, как будто души, запечатленные на полотне, издевались надо мной.
Внутри храма вдруг стало темнее – дверной проем заполнила фигура в темном плаще.
– Выходи. Это не святое место, – торжественно произнес человек.
Я вскочила, недоверчиво приблизилась к нему. Бледное лицо его оказалось старым, а плащ скрадывал немалый рост. На глазах у него была повязка, в руках он держал резную палку, которая помогала ему при ходьбе.
Я попросила прощения, а потом добавила:
– Я думала, что в этих развалинах никого нет.
Ложь, конечно, тем более что монахи прошли рядом со мной.
Слепой монах повернулся ко мне и спросил таким голосом, что мне показалось – он видит и сквозь повязку:
– Неужели?
– Ну да. А часовня такая красивая, – покраснела я. – Прости. Я не хотела никого обидеть.
– Обидеть? – переспросил он.
– Ну, я хотела сказать…
За дверьми послышались голоса приближающихся людей, и я, оборвав себя на полуслове, попробовала проскочить мимо монаха. Он схватил меня за руку – удивительно крепко – произнес:
– Ты сделала большую глупость. Разве ты не понимаешь, какие опасности таят эти земли?
– Опасности? Нет, не понимаю, – я выдернула руку и сделала медленный шаг к дверям.
Лицо слепого выразило задумчивость, потом сочувствие.
– Как называется твоя страна? – прошептал он.
– Мы из Моровы. Едем на ярмарку в Везпрем.
– Был прошлой ночью туман – странный, внезапный, темнее безлунной ночи?
– Да, – ответила я и спросила: – И где же мы теперь?
Мой голос неожиданно был тихим-тихим.
– Это – Марковия… страна мрака и жестокости.
Его слова слетали с языка, обрушиваясь на меня, как каменные глыбы.
Полотно насмешливо зашуршало от легкого порыва ветра, проникшего в распахнутые двери. Ноги у меня внезапно подкосились, пришлось опуститься на колени, чтобы не упасть. Снаружи донесся крик Вара – он звал меня, но я не отвечала, даже когда увидела, что он подходит к дверям храма.
Один из монахов пытался остановить его, но было уже поздно. Глаза Вара остановились на ткани – сверкающее полотно околдовало нас обоих. И где мы оказались теперь? Если бы он раньше послушался меня, мы бы уже возвращались в Морову – к тяжелой зиме. А вместо того… а что? Рассказы священников столь же бессмысленны, сколь и странны.
Теперь я знала, что полотно очаровательно, и вдруг захотела уйти. Повернувшись спиной к монаху, я вышла в открытые двери на ослепительный солнцепек. Прищурившись, посмотрела на мужа.
Лицо и руки Вара были в ссадинах – значит, он действительно сорвался со скалы, – но серьезных повреждений, ран не было.
