Василий Купцов - Пряди не так уж и много…
— Смотри, — говорит, — какое полотно красное распускать приходится!
Гляжу — а на полотне чего только и нет. И люди в одеждах красных, и воины, и терема высокие… А в центре — ну, вылитый я, как в отраженье, да на голове корона княжеская!
— Это я, что ли? — спрашиваю.
— Был бы ты, да вот — распустить пришлось, — отвечает мне Пряха.
Смотрю — распущено уж то полотно, последние нити тянутся, красные да голубые, сами собой поодаль укладываются. Не то, чтобы мне обидно стало, но удивительно!
— Что, не Судьба мне покняжить? — спрашиваю великую богиню.
— Была Судьба, да на все пряжи не хватило, вот, смотри, сколько ушло, — и показывает мне другие полотна.
На одном полотне, высоком да широком, волна в синем море преогромная, смотрю — как живая, вот и бежит, и шипит вся в пене… А на другом полотне — ладья разбойничья о скалу разбивается. Маленькие человечки из волн выныривают, темно-коричневые спины средь сиреневых вод мелькают, пеной покрываются, тоненькие ручонки хватаются за что попало — и на дно уходят…
— Вот, пришлось по Слову твоему прясть да ткать, — говорит мне Пряха укоризненно, — а на все да на всех пряжи не напасешься. Вот и распустила ту Судьбу твою, что наперед соткана была!
— А что за Судьба меня ждала? — спрашиваю.
— Кабы ты Слова Заветные не сказал, а просто б все стерпел, оценили бы люди разбойные твою стойкость, взяли бы себе во товарищи. В боях отличился бы вскоре — не силой, а наскоком да удалью. И двух лет не прошло б — стал атаманом. А тут городок приморский пограбить решили, не зная, не ведая — град тот захвачен намедни врагом лютым, кочевым, к оседлым людям беспощадным. Твои разбойники напали б, с пришлыми нечаянно схлестнувшись, да прогнали врагов, градские жители так тому обрадовались, что тебя князем провозгласили. Через день враги снова нахлынули бы, ты ж — дружину собрав, тех нападавших разбил бы, да погнал восвояси, другие городки освобождая. И охнуть не успел — глянь — уже повелитель обширного каганата, спаситель народа и степняков победитель …
— И всего этого уже не будет?
— Не из чего ткать! — отвечает мне Макошь, — Ты весь свой запас извел…
— А на что осталось? — спрашиваю.
— Ничего не осталось, так, токмо ниток обрывки валяются… Если собрать… Да вот, разве что на маленькую пещерку, — махнула рукой Пряха, — да мы уж и так разболтались слишком, пошли, сейчас Солнце ясное выглянет!
Я и моргнуть не успел — чую, вновь стою на берегу моря. А тут и первый луч Солнышка, из чрева Змея вырвавшегося, меня осветил, согрел. Оглядываюсь — вижу, ладья огромадная, о трех мачтах, да одних весел в два яруса, и совсем близко. Паруса — алые, ладья — золотистая. Все моряки — в одеждах голубых. Сбились, что ли, с дороги, пока темень стояла?!
Я кричать, руками замахал. Заприметили, спустили за мной лодчонку. Я, жемчужинки заветные собрав, к ним. Отвезли меня на ладью великую, а на ней сам их каган плыл. Что повелитель — так я сразу признал, он один в багряной одежде одет, и в обувке красной обут… Я повелителю поклонился, да весь жемчуг, без остатка, в дар и преподнес. Каган подарок оценил, меня гостем величал, да спрашивал — откуда да куда, да и чем помочь. Ну, я ему и говорю — мне бы домой… Повелитель и распорядился, что б попутным купцом меня отправили, а расходы — из казны оплатили.
Ну, а дальше — как пришел я в родные места, выкопал пещерку, да жить в ей начал. Только знал теперь — ни одного Слова мой язык не произнесет! Так, побеседовать, сказку рассказать — не молчу, но если заветное чего — рот на замке!
— Но ведь люди просят у тебя, и сбывается? — не удержался Младояр.
— То, меня посредством, Пряху просят, — пожал плечами пещерник, — а я что… Я просто живу…
* * *Домой братья скакали молча, каждый думал о своем. Древняя лисица вместе с медным псом давно забылась, но вот пещерник… Уже завидев высокие стены града Крутена, Крутояр спросил брата:
— Ты задумал желание какое, когда подарок вещему человеку оставлял?
— Задумал, а ты?
— И я…
— Да я ничего такого, — подернул плечами Младояр, — чего там просить за орешки… Так, по мелочи…
— А я так попросил по крупному, — признался старший княжич, — помнишь, сказано мне было, что жить недолго… Так я, с дуру, жисть себе продлить попросил! Кабы этот пещерник сначала тот сказ рассказал, я б поостерегся… А теперь — тревожно мне, кто ж знает, сколько на кого пряди отпущено?
— Да брось ты! — засмеялся, махнув рукой, Млад. Но на душе у младшего княжича стало вдруг как-то пусто и зыбко.
