Ричард Кнаак - Источник Вечности
Медленно его мысли пришли в норму, достаточно для того, чтобы он смог осознать все, что сейчас произошло. Ноздорму, Повелитель Времени, отчаянно кричал, ища помощи… его помощи. Но странно то, что он обратился к более низкому дракону, а не к таким как он.
Но то, что было причиной такой нужды Аспекта, могло быть монументальной угрозой покою Азерота. Почему тогда он выбрал одинокого красного дракона, а не Алекстразу или Изеру?
Он снова попытался дотянуться до великого дракона, но его усилия привели лишь к тому, что у него снова закружилась голова. Придя в порядок, Крас попытался решить, что же ему теперь делать. В особенности одно изображение постоянно требовало его внимания, изображение снежных вершин гор Калимдора. Что бы ни хотел Ноздорму объяснить ему, это явно было связано с этим опустошенным краем.
Красу надо исследовать это место, но ему нужен одаренный помощник, кто-то, кто способен легко приспособиться к ситуации. Хотя Крас гордился своей способностью быстро принимать решения, эти решения, по большей части, были упрямы и негибки. Ему нужен был кто-то, кто умел слушать, но также мог мгновенно принять решение, исходя из развивающихся событий. Нет, в таком путешествии, когда ничто не могло быть предугадано, хорошо послужить может лишь одно существо, человек.
А точнее, человек, которого зовут Ронин.
Чародей…
В Калимдоре, в степях дикой страны, престарый седой орк низко склонился над дымным огнем. Бормоча слова, зародившиеся в другом, давно потерянном мире, зеленый как мох старик бросил несколько листьев, из-за чего и так уже густой дым повалил еще сильней. Дым наполнил его скромную деревянную хижину, построенную на земле.
Почти лысый пожилой орк нагнулся и вдохнул. Его утомленные карие глаза были испещрены жилками, и кожа висла мешком. Его зубы были желтыми и обколотыми, один из его клыков был сломан много лет назад. Он едва ли мог встать без чьей-либо помощи и шел медленно, ссутулившись.
Но даже самые жестокие воины платили ему уважением — как шаману.
Щепотка костной пыли, немного рыжевато-коричневых ягод… все это часть проверенных и верных традиций, воскрешенных орками. Отец Калтара обучал этому его даже в темное для Орды время, так же, как и дед обучал перед этим его отца.
И теперь увядающий шаман надеялся, что его учили хорошо.
Шепчущие голоса в его голове, духи того мира, что орки теперь называли домом. Обычно они шептали о мелочах жизни, но сейчас они шептали обеспокоенно, остерегая, остерегая…
Но от чего? Ему надо знать больше.
Калтар дотянулся до мешочка на поясе, вытаскивая три сухих черных листа. Это было едва ли не все, что осталось от растения, принесенного с ним из древнего орочьего мира. Калтар был предупрежден о том, что их нельзя использовать, если только это не действительно необходимо. Ни его отец, ни его дед никогда не использовали их.
Шаман бросил их в огонь.
Тут же дым стал густым, синим, клубящимся. Не черным, а синим. Орк нахмурил лоб, увидев, как изменился цвет, но затем снова склонился над огнем и вдохнул так глубоко, как только мог.
Мир изменился, и вместе с ним орк. Он стал птицей, гигантским вороном, парящим над землей. Он беззаботно летел над горами. Своими глазами он видел самых маленьких животных, самые дальние реки. Чувство бодрости, которое он не чувствовал едва ли не с самой юности, чуть не захватило его, но Калтар боролся. Поддаться означало потерять себя. Он мог летать так всегда, никогда не вспомнив, что был когда-то другим.
Размышляя над этим, Калтар заметил что-то неладное в природе, возможно, то, что было причиной тревоги голосов. Было то, чего быть не должно. Он изменил направление, доверяясь чувствам, и чем ближе он подлетал, тем сильнее становилась тревога.
И в самой глубине горной цепи Калтар обнаружил причину беспокойства.
Подсознательно он понимал, что лишь представляет себе это, что это лишь образ. Перед Калтаром появилась водяная воронка, заглатывающая и извергающая одновременно. Но то, что погружалось или выходило из ее глубин, было днями и ночами, месяцами и годами. Казалось, воронка поедала и выплескивала само время.
Понимание этого так ошеломило шамана, что он слишком поздно заметил, что воронка начала заглатывать и его.
Тут же Калтар начал вырываться, пытаясь освободиться. Он махал крыльями, напрягаясь изо всех сил. Его мысли были слишком далеко от физической оболочки, он отчаянно держался за шелковую нить, соединяющую его душу с телом и пытался тем самым выйти из транса.
Однако воронка продолжала его засасывать.
В отчаянии Калтар воззвал к духам, моля укрепить его. Они пришли, он знал, что они придут, но, казалось, они действовали слишком медленно. Воронка окружила его, казалась уже готовая вот-вот поглотить всего без остатка.
Внезапно мир скрутился вокруг шамана. Воронка, горы… все кружилось, кружилось.
Задыхаясь, Калтар пробудился.
Истощенный годами, он еле-еле удержался от того, чтобы не упасть лицом в огонь. Шепчущие голоса тут же исчезли прочь. Орк сел на пол своей хижины, пытаясь успокоить себя… да, теперь он снова в смертном мире. Духи спасли его, хотя едва не опоздали.
Но за счастливым успокоением он вспомнил то, свидетелем чего был… и что это значит.
— Я должен сказать Траллу…— бормотал он, усилием заставляя старые ноги встать. — Я должен сказать ему немедленно, иначе мы потеряем наш дом… наш мир… снова…
Два
«Зловещее предзнаменование, — решил Ронин. Его ярко-зеленые глаза уставились на результаты гадания. — По крайней мере, любой маг признал бы это».
— Ты уверен? — спросила Вериса из другой комнаты. — Ты перепроверил толкование?
Рыжеволосый маг кивнул и поморщился, осознав, что, конечно же, эльфийка не могла этого видеть. Он должен сказать ей это лицом к лицу. Она это заслужила. Лишь бы она осилила это.
Одетый в темно-синие штаны и пиджак, отделанные золотом, Ронин выглядел скорее политиком, чем магом, и в течение последних лет от него требовалась скорее дипломатия, чем его магия. Дипломатия никогда не была простой вещью для него, человека, предпочитавшего действовать по ситуации. Своей густой копной волос и короткой бородкой он походил на льва, что, в общем, соответствовало и его нраву, когда ему приходилось общаться с избалованными и высокомерными послами. Его нос, сломанный много лет назад, но по его собственному желанию так никогда и не выправленный, дополнял его огненный образ.
— Ронин… у тебя есть что мне сказать?
