Алана Инош - Слепые души
— Третий кабинет… Прямо по коридору.
— Вот спасибо, — улыбнулся Рюрик, и его дьявольская улыбка как бы говорила: «Это ты должна сказать спасибо, что я не пристрелил тебя».
Врач тоже сразу стал сговорчивым, после того как в кабинет заглянул Рюрик. Возмутившимся людям в очереди он сказал:
— Спокойно. Этой пациентке осмотр требуется экстренно.
Он отнёсся ко мне со всем возможным вниманием, направил на рентген с пометкой «срочно», а когда выяснилось, что кость цела, он сообщил это с такой радостью и облегчением, как будто в случае противоположного результата ему грозила бы мучительная смерть. Он прописал обезболивающий гель и отпустил меня на все четыре стороны.
Под ясное майское небо я вышла уже на своих ногах, с букетом сирени и вполне сносным самочувствием.
— Позволь подвезти тебя, — предложила Альбина.
— Что вы, спасибо, не нужно, — отказалась я. — Я лучше прогуляюсь.
Альбина улыбнулась.
— Судя по тому, чем кончилась эта прогулка, я делаю вывод, что тебя лучше не оставлять одну. Ради твоей же безопасности.
Я сказала:
— На сей раз я буду внимательнее.
Не скрою: мне хотелось и снова прокатиться на этом роскошном джипе, и побыть с Альбиной ещё немного. А она, сжав мою руку, сказала:
— Но ведь ты просила не отпускать тебя.
И чем же это закончилось? Солнышко ярко светило на наш город, на коленях у меня подрагивал букет сирени, а джип быстро катился по улицам, управляемый всемогущим Рюриком. Альбина протянула руку и скользнула ладонью по моему лицу; это был ещё не поцелуй, она просто составляла представление о моей внешности, но у меня что-то ёкнуло и сжалось в животе от её прикосновения.
— Рюрик, заедем на рынок, — сказала она.
— Как скажете, Альбина Несторовна.
Джип остановился неподалёку от киоска с мороженым. Альбина, доставая кошелёк и вынимая оттуда тысячную купюру, сказала Рюрику:
— Купи килограмм персиков, килограмм конфет и большую пачку сока.
Рюрик отправился выполнять её поручение, а мы с ней остались в машине вдвоём. Не зная, что сказать, я нюхала сирень, а Альбина как будто к чему-то прислушивалась. Зная, что она не видит меня, я рассматривала её шрамы, пока она не смутила меня, сняв очки со словами:
— Удовлетворяю твоё любопытство.
Там, где должны были находиться глаза, у Альбины были рубцы. Выглядело это страшновато, и она тут же снова надела очки, не позволив мне основательно испугаться.
— Вы попали в аварию? — пробормотала я.
Она ответила не сразу.
— Можно и так сказать.
Я постеснялась расспрашивать о подробностях этого несчастного случая и, чтобы преодолеть смущение, предложила:
— Я выйду за мороженым, киоск рядом. Не хотите?
Она чуть улыбнулась и покачала головой.
— Спасибо, не нужно.
— Как хотите. Я сейчас вернусь.
Я купила пломбир в шоколадной глазури. Съесть порцию мороженого в этот погожий, даже жаркий день было настоящим наслаждением, и я сказала Альбине:
— Зря вы отказались. Мороженое — высший класс.
А она сказала:
— Со всей этой кутерьмой я даже не спросила, как тебя зовут.
— Настя, — представилась я. — Анастасия Головина. А вас зовут Альбина Несторовна, я уже слышала.
— Не такая уж я и старая, чтобы звать меня по имени-отчеству, — усмехнулась она. — Можно просто Альбина. Альбина Риберт.
Я полюбопытствовала:
— А Рюрик — он кто?
— Мой водитель и охранник, — ответила Альбина.
— Кажется, он очень добросовестно и ревностно исполняет свои обязанности, — заметила я.
— Да, пожалуй, — согласилась Альбина. — Иногда даже чересчур.
Добросовестный и ревностный исполнитель своих обязанностей вернулся с полным пакетом. Альбина сказала:
— Это тебе.
В пакете были роскошные персики, кулёк с конфетами и двухлитровая упаковка апельсинового сока.
— Мне? — оторопела я.
— Тебе, — подтвердила Альбина с улыбкой. — В качестве компенсации за моральный ущерб.
— А откуда вы знаете, что я люблю персики? — пробормотала я.
Альбина только загадочно улыбалась. Всю дорогу в уголках её губ мне мерещилась эта улыбка изуродованной Джоконды, пока джип наконец не остановился и не настала пора прощаться. До моего крыльца оставалось несколько шагов, а до поцелуя — три недели. Повернувшись спиной к дверце, я чувствовала незрячий взгляд и не ошиблась, обернувшись к машине вновь. Моя рука встретилась с рукой Альбины.
— Настенька… Мне почему-то не верится, что наши пути расходятся навсегда.
Мне тоже не верилось. Я приложила ключ к углублению в электронном замке, и дверь с мелодичным звоном открылась. Рюрик стоял на нижней ступеньке крыльца.
— Альбина Несторовна, моя помощь нужна?
— Нет, жди в машине, — ответила Альбина.
Мне не верилось, что я помогаю едва знакомой слепой женщине подняться по ступенькам до моей квартиры; не верилось, что мне не хочется с ней расставаться, что от доверчивого прикосновения её руки к моему плечу у меня странно сжимается и вздрагивает сердце; не верилось, что я сама хочу, чтобы она переступила порог моей убогой двушки в старой кирпичной «хрущёвке».
Мне не верилось, что на плите закипает чайник, а по моим щекам катятся дурацкие, непонятные слёзы, и вместе с тем мне хорошо — так хорошо, как ещё никогда в жизни не было. Альбина, вытирая пальцами мои мокрые щёки, удивлённо спрашивала:
— Что? Что такое? Почему ты плачешь?
Я плакала оттого, что сердцу было тепло от её непрошеного, самовольного «ты», которого я не разрешала ей говорить мне, но которое было как вспышка света в непроглядном мраке моего странного существования. А ещё вот почему:
— А вы мне снились, Альбина. Я видела вас… Не совсем такую, но это были точно вы. И ещё мне снилась сирень.
На столе стоял букетик ромашек. Рука Альбины случайно задела белые лепестки, замерла, а потом вытащила из стакана один цветок. Взяв с блюда персик, она положила их вместе и сказала:
— Так я себе представляю тебя. Это ты. Вот этот пушок на кожице персика — это твой голос. Твои щёки пахнут персиком. А ромашки — это твои глаза.
Такого со мной ещё никогда не было. Обжигающая растерянность струилась в заварочный чайник, разливаясь ароматом зелёного чая и мяты, чуткие пальцы Альбины отщипывали белые лепестки от жёлтой серединки. Я спросила:
— На что вы гадаете?
— Встретимся ли мы снова, — ответила она.
Как вы думаете, что у неё вышло? «Встретимся». Причём мне пришлось поверить ей на слово, потому что она гадала не вслух, а про себя, чуть шевеля губами. Последний лепесток она не стала отрывать, а протянула вместе со стебельком мне, блеснув в улыбке рядом ровных, ухоженных зубов.
