Владимир Аренев - Немой учитель
— До башни доведешь?
Парень кивнул. В окружающем гомоне ответ все равно не был бы услышан достаточно отчетливо, а гневить этих странных людей — нет уж, помилуйте небеса! Он подвел коня молчаливому господину будущему учителю, тот впрыгнул в седло и принял поводья.
Направились к башне.
Впрочем, это была не совсем башня: строение не ограничивалось одним только краснокаменным донжоном, торчавшим над городом нелепо и уродливо; были здесь и хозяйственные пристройки, и домишки для прислуги — в общем, все, чему и полагается быть в летней резиденции Короля.
Именно в башне правитель проводил несколько самых жарких месяцев в году, остальное же время жил западнее, в столице. Признаться, не так давно всерьез обсуждался вопрос, где именно праздновать день совершеннолетия принца — после долгих размышлений, остановились на Зенхарде: так хотел Король.
Придворные шептались по углам, что причиной тому была местная фаворитка правителя, которой он еще не успел пресытиться. Недавно почившая Королева наконец-то предоставила своему супругу возможность безоглядно предаваться любовным утехам. Да, завистливо кивали головами мужчины, можно только порадоваться за правителя — он совместил все лучшее, что только есть в религиях мира: западную ученость Распятого и восточное многоженство Скитальца. Нам бы так! Но то, что позволено Королю, не позволено смерду; зорко глядит многоглазый Тха-Гаят, отрекшийся брат Диавола, зорко и пристально, днем ли, ночью — не скрыться от его очей — и не пытайся. Ибо глаза его — не только звезды ночи, но и священники, а карающая десница — мать Очистительница, именуемая в некоторых местах непонятным словом «Инквизитиа». Трепещи же, прелюбодей, трепещи… если ты, конечно, не Король.
Уже у самых стен башни — толстых, высоких, из кроваво-красного камня, специально привезенного из долин От-Мэрила, — смуглокожий спросил Юзена:
— Как тебя зовут, парень?
Тот почувствовал, как в груди поднимается волна ликования, почти благоговения перед добрыми господами: «Может быть, даже запомнят! Может быть, я им пригожусь! Неужто — повезло?»
— Юзен, — ответил он, не поднимая взора.
— Держи, — к ногам упал мешочек, в котором что-то звякнуло. — Дальше мы доберемся сами. Господин благодарит тебя.
Парень осмелился наконец посмотреть на обоих всадников. Потом изогнулся в поклоне, одновременно поднимая с мостовой мешочек. Пальцы не верили в то, что ощущали, слова сами срывались с языка:
— Рад был служить вам.
— Ступай, — сказал смуглокожий. И господа ускакали в сторону башенных ворот.
Юзен сглотнул и, все еще не веря выпавшему счастью, запихал увесистый мешочек подальше от возможных алчных взоров, за пазуху. Позабыв обо всем на свете, даже о празднике, он поспешил обратно к воротам (но уже к другим, прекрасно понимая, что Ркамур вряд ли пропустит его обратно просто так). Там, отыскав гонцовую калитку, тихонько сбросил засов и — под громкий смех, доносящийся из сторожевой башенки над воротами, — шмыгнул в ночь.
Весь путь к дому он проделал бегом, а потом спрятался в дряхлом нужнике за огородом и извлек наружу сокровище. Луна светила слабо. Но сквозь широкие щели между досками свет все же пробивался сюда, так что, пусть и не сразу, Юзен смог рассмотреть содержимое мешочка.
Монеты; много монет из червонного золота. Парень вскрикнул, его рука дернулась; тяжелые кругляши покатились по настилу и с чавканьем упали вниз, спугнув сонных мух.
Червонное золото. Все равно, что ничего. Его ведь не сменять в городе, не заплатить им Грабителям — это будет выглядеть слишком подозрительно. Тотчас найдутся охочие отобрать сокровище.
«Только и пользы, что мух пугать», — подумал Юзен, но, пересилив, себя, опустился на колени и стал выуживать из зловонной жижи монетки. Мало ли, как жизнь обернется…
* * *Добравшись до ворот башни, всадники спешились, и смуглокожий снова постучал рукоятью плети по железу. На той стороне тотчас загремели шаги. В створке ворот на уровне глаз раскрылось маленькое окошечко, и хмурый сонный голос проворчал:
— Какого дьявола?
— Мой господин приехал, чтобы учить принца, — снова, как и у городских ворот, ответил смуглокожий.
На сей раз гонцовая калитка моментально открылась, и их без промедления впустили внутрь. Опять коридор; впереди шагал наполовину проснувшийся, мрачно сопящий стражник. Он вывел их во двор башни и сопроводил к низенькой пристройке, в окне которой горела одна-единственная свеча. Постучавшись, стражник вошел внутрь и стал говорить с кем-то, негромко и настойчиво. Наконец выглянул, попросил гостей зайти и подождать здесь, пока Королю будут докладывать. Коней он распорядился поставить в стойла, накормить и напоить, изловив для этой цели пробегавшего мимо веснушчатого мальчонку.
В пристройке было тесновато. За маленьким столом сидел старичок с блестящей лысиной и огромной бородой, путавшейся, топорщившейся и всячески ему мешавшей. Он оторвал взгляд от книги, которую читал при слабом свете свечи, кивнул гостям и засуетился, освобождая лавку от вороха пергаментных свитков.
— Садитесь, господа, садитесь. Вы, небось, голодны, с дороги-то. Сейчас кликну Клариссу, она мигом чего-нибудь сообразит. Ничего, что я с вами так, по-простому? — мне, вроде как, позволительно, я ведь здешний «книжный червь», если можно так выразиться, книгочей, писарь и еще Распятый Господь наш ведает кто — в одном лице. Завис, так сказать, между небом и землей, между чернью, стало быть, и знатью, приходится и с теми, и с другими беседы вести, дела решать. Садитесь, садитесь.
— Кларисса! — крикнул он, отворив окно. — Кларисса, у нас гости!
— Сейчас! — пронзительно донеслось из темноты. Кто-то недовольно заворчал, кажется, в стороне похожего на сеновал темного здания. Спустя некоторое время, оттуда отделилась пышная женская фигура и направилась к пристройке книгочея, на ходу поправляя платье.
— В чем дело? — недовольно спросила она, миновав половину разделяющего их расстояния и разглядев, что «здешний „книжный червь“» смотрит на нее из окна.
— Гости у нас, вот в чем дело! — пояснил он. — Так что не кривись. Блудом займешься опосля. Принеси-ка что-нибудь поесть, гости с дороги, притомились.
— Блудом?! — фыркнула пышнотелая обладательница пронзительного голоса.
— Скажешь тоже! Что нести-то?
— Да все неси, все, — раздраженно взмахнул рукой писарь, роняя на пол свечку. В самый последний момент смуглокожий подхватил ее и поставил на место, сокрушенно покачав головой и взглянув на своего спутника. Тот посмотрел ему в глаза и отрицательно взмахнул рукой. Смуглокожий подчинился и продолжал ожидать дальнейших событий.
