Сергей Лисицын - Молот Времени: Право сильного
– Это мой отец, – мелодичным голосом пояснила девушка, хоть я и не спрашивал пояснений.
Она чуть встряхнула голову, будто базарная торговка, стремящаяся показать товар лицом. Волосы головы, на удивление толстые, – казалось, не ведали о смерти хозяина, и жили своей независимой жизнью. Извивались, скручивались и раскручивались, и словно бы пытались впиться в изящные пальчики...
– Это мой отец, – повторила дева. – Он меня любил... Слишком любил. Я убила его, – и взойду на костер, и войду в легенды...
Ее короткая туника была разорвана чуть ли не в клочья, и взору открывалось много интересного, но я отчего-то упорно пялился исключительно на голову.
Мертвые глаза распахнулись, словно почувствовав мой пристальный взгляд.
– Ты сейчас сдохнешь, Хигарт! – прорычала голова. – Сдохнешь, как и подобает сыну блудницы, – на заплеванном полу вонючего кабака!
«Заткнись, дохлый кровосмеситель! Проваливай в Бездну Хаоса!» – достойно и гордо хотел ответить я, но не сумел, потому что язык, гортань, связки и прочее, необходимое для ответа, осталось далеко отсюда. На заплеванном полу вонючего кабака, надо полагать.
Но голова, похоже, услышала мои беззвучные пожелания. И стала исчезать, становясь все более бесплотной, прозрачной...
– До встречи, Хигарт! – нежным голоском сказала дева и тоже начала таять. – Мы с тобой умрем вместе, милый!
Я не успел возразить, даже мысленно, на ее нелепое и непонятно на чем основанное заявление. Девушка исчезла, и надо мной...
* * *...обнаружилась громадная ножища тролля, обутая в грязный поношенный сапог.
Сапог опускался прямиком на мою голову, готовый поставить финальную точку и в сегодняшней драке, и в моей карьере трактирного вышибалы. А заодно и в моей жизни.
Вот только... Только опускался сапог неимоверно медленно, почти незаметно. Я мог при желании долго и внимательно рассматривать его во всех деталях и подробностях, мог пересчитать все трещинки на коже грязеруха, из которой сапог был пошит. Мог, опять же при желании, прочесть вслух все тридцать две песни бессмертной поэмы «Элвес и Триадея» великого Аргуанта, – если бы знал их наизусть, разумеется. Прочесть, а затем повторить на бис особо удавшуюся барду сцену первой брачной ночи... Мог сделать всё это, и лишь затем убрать голову с того места, где тролль вознамерился раздавить ее, как гнилой орех.
Понятно...
Пока дух мой парил непонятно где, любуясь на грудь меченосной девы, виднеющуюся в прорехи туники, и на отрубленную голову, тело самостоятельно предприняло меры к собственному спасению... Вспомнило то, что ему приказано было прочно забыть. То, что я никогда не вспоминал в последние годы: когда охранял ходившие в Кандию и в Уорлог караваны, и когда охотился на беглых рабов, и когда вышвыривал из трактира наглецов, норовящих разломать мебель...
То, чему меня научили в Храме Вольных, долгих одиннадцать лет натаскивая, словно бойцового пса... Однажды я понял, что псом мне не стать, что голодная и полная опасностей волчья жизнь лучше собачьего существования на цепи и в ошейнике... И ушел. Сбежал, если называть вещи своими именами. Не раз после того жизнь висела на волоске, но некоторыми боевыми техниками, основанными на Силе Храма, я все же ни разу не воспользовался. Хватало прочих умений, да и верный Бьерсард выручал в трудные моменты...
Но сегодня, лишившись на миг сознания, мое тело пустило в ход то единственное, что могло его спасти. Ну что ж, быть по сему...
Наверняка ни тролль, ни зрители не успели рассмотреть, как я вскочил с пола. Оказавшись на ногах, я застыл неподвижно, давая публике время себя увидеть, и простоял так до тех пор, пока взгляд тролля невыносимо медленно не пополз вниз, – туда, где сапог не встретил ожидаемого сопротивления моей разлетающейся вдребезги головы. Потом я ударил – тоже нарочито медлительно, словно бы протискивая кулак не сквозь воздух, а сквозь сопротивляющуюся упругую массу.
Чешуйчатая челюсть показалась твердой, как чугунная болванка. Я нанес еще два достигших цели удара – столь же демонстративных и неторопливых, но наверняка показавшихся со стороны молниеносными. И лишь затем принялся за тролля по-настоящему.
Никто не смог бы ЭТО увидеть, и уж тем более осознать увиденное, да оно и к лучшему, некоторые приемчики совсем не к лицу кабацкому вышибале. И уж вовсе ни к чему, чтобы кто-то попытался повторить этот трюк...
Моя рука с растопыренными пальцами устремилась к морде тролля, теперь уже по-настоящему быстро. И остановилась, не дойдя до цели пару ладоней, словно бы натолкнувшись на невидимую преграду.
На самом же деле незримые, наполненные Силой продолжения всех пяти пальцев вдавились в ноздри, и в полуоткрытую пасть, и в ушные отверстия, – вошли глубоко, до самого мозга...
Мозга?! Я чуть не взвыл от обжигающей боли. Кем бы – вернее, чем бы – ни была сущность, прикидывающаяся троллем, горячая и клокочущая субстанция внутри имитации черепа не имела с мозгом ничего общего... И даже с тем перерожденным мертвым веществом, что болтается в головах у нежити из Легиона Смерти, – не имела...
Со мной дралось искусственное существо, управляемое со стороны чужой волей...
Не медля, я ударил второй рукой, – так же, растопыренными невидимыми пальцами, но уже в тело псевдотролля: нащупать «руку» кукловода, засунутую в эту громадную куклу-перчатку, и сломать «пальцы».
Как бы не так... «Пальцы» едва не сломали мне – в незримой и быстротечной схватке. Однако не сломали, и цели я все же достиг, – якобы тролль, лишившийся управляющей воли, мгновенно осел и вроде бы даже стал меньше размерами...
Да, не показалось... Громадная фигура стремительно теряла рост и объем – словно надутый воздухом и затем проколотый бычий пузырь.
Я услышал изумленные вопли посетителей, до того звучавшие как неразборчивый низкий гул, – и понял, что незаметно для себя вернулся к нормальному темпу восприятия.
Квазитролль уже не внушал никакого почтения своими габаритами – напоминал упитанного двенадцатилетнего мальчишку. Вот это да... Мыслеформ! Кому-то пришло в голову выпустить против меня не голема, наскоро слепленного из подручных материалов и мертвой плоти, но сложнейшего, в мельчайших подробностях реально выглядящего мыслеформа... Не так уж много найдется в нашем мире магов, способных на такие штучки.
Мыслеформ быстро опадал, сжимался. Я знал, что очень скоро от него почти ничего не останется, лишь зародыш – крохотный, с лесной орешек, комочек пульсирующей псевдоживой материи. Но и такой трофей не лишний – маг даже средних способностей сможет по нему определить, кто из великих стал автором мыслеформа.
