Гала Рихтер - Мальчик, который умел летать
А по мне что, непонятно. Урод, калека.
Но я молчу.
— Ты вообще говорить умеешь? А понимаешь?
Пожимаю плечами. Почему если человек молчит, его дураком сразу считают?
— Умею. Понимаю.
Он меня долго рассматривает. Я даже знаю, как выгляжу со стороны, видел в окне трамвая сегодня. Серый разодранный свитер, грязные джинсы, порванные ботинки. А мне то что? Все равно не хожу. На спине горб. Рядом старые, слишком высокие мне, костыли.
— Тимур, — называется он и протягивает руку.
— Кир, — отвечаю я.
Он уточняет:
— Кирилл?
И снова смеряет меня взглядом. Неужели, мол, у этого уродца такое простое человеческое имя…
Я повторяю негромко:
— Кир!
— А у тебя что…стряслось?
Рассказывать долго и неинтересно. Тем более, что девушка за столом, кажется, наконец отправила свое сообщение и теперь решила послушать разговор. Просто пожимаю плечами и рассматриваю стены кабинета.
Я в отделении на Япеева первый раз. Тут оказывается уютно. Обои, картинки на стенах, вазы на столах.
В кабинет входит капитан с пакетом из "Пятерочки".
— Мальчишки, есть хотите? Тимур, за тобой сестра двоюродная приедет, звонила.
Тот кивает:
— Хорошо.
А радости в глазах нет.
Капитан достает из пакета сок, пирожки, виноград.
— Садитесь и ешьте, вам двоим тут всю ночь куковать. Спать на диванах будете в гостевой. Ладно, с одним разобрались, а с тобой, молодой человек, что делать, я не знаю. Больницы тебя не берут, а в приют отправлять толку нет, опять исчезнешь.
Тимур, начавший было есть, отрывается от пирожка и смотрит на меня с каким-то опасением.
Не заразно, хочу сказать я. Но молчу.
Пирожки вкусные, сок тоже. Мы наедаемся до отвала, пока милиционерша отзванивается домой. Девушка с телефоном уходит, остаемся мы втроем.
— Ну всё, молодые люди, спать.
В комнате отдыха стоят два дивана. Тимур сходу падает на один из них, скидывает обувь и не шевелится. Я стою у двери.
— Ты чего?
— Ничего.
Сажусь на диван, аккуратно складываю костыли на полу и перекидываю ноги. Усталость наваливается разом и прибивает к кожаной поверхности старого скрипучего дивана.
Капитан выключает свет и закрывает дверь. На ключ.
В комнате душно. За окном жаркая июньская ночь, дождя не было уже неделю. Жара давит, и уснуть не получается.
Тимур тоже не спит, ворочается с бока на бок, что-то шепчет, кажется, плачет. Шмыгает, по крайней мере. Рустик часто плакал по ночам, его Белка каждый раз успокаивала. Я утешать не умею.
Я подумал о "своих". Интересно, куда Шеф всех увел? И найду ли я их теперь?
О том, что будет завтра, я думать не стал. В больницу не повезут, точно.
— Кир, спишь?
— Нет.
— У меня сестра — типа врач. Может…
— Не может, — отрезаю я.
Меня лечили. Не помогло. И не поможет. Зачем снова об этом думать?
Калека, куда уж деваться.
— Я родителей похоронил. Они ехали в гости к друзьям, в Азино… — голос Тимура звучит спокойно, но я слышу дрожь, нерв, — Неделю назад. Тетка к себе пока взяла, но я у нее не останусь. И дома не могу, там они как будто живые. Все кажется, что сейчас мама выйдет из кухни или отец футбол включит…
Молчу и смотрю в зарешеченное окно. Видно как во дворе растет какое-то дерево, тополь, наверное. В нашем городе много тополей. Сейчас если выйти в тинчуринский парк, можно утонуть в тополином пуху.
— А ты почему… — он не договаривает, но я понимаю. Почему на улице?
— Так получилось.
Не стану рассказывать. О том почему так получилось знает только Валерка. Когда мы впервые встретились, меня как раз били цыганята на рынке. Он боксер, раскидал их, отвел меня в дом на Кирова. И я ему все выложил, как есть. Только ему, больше никому.
Валерка тогда наверное решил, что я "того". Но не выгнал. И Таньке не позволил. А потом к нам прибились все остальные.
— А-а-а… — тянет Тимур понимающе.
И снова каждый молчит и думает. О своем.
Утром капитан поит нас горячим чаем с лимоном и кормит печеньем. Она невыспавшаяся, усталая, и сразу заметно, что ей больше лет, чем казалось вечером. И кабинет в дневном свете совсем не кажется уютным — обычный ментовской кабинет, с портретом Путина на стене и древним пентиумом-4.
В семь утра за Тимуром приезжает двоюродная сестра — худая, высокая девушка в очках. Извиняется перед капитаном, суетится:
— Вы уж простите, что не вчера приехала. Мать третьи сутки в больнице, предынфарктное состояние после всего, что…навалилось, отец рядом с ней, а я уезжала в Питер, в срочную командировку. Тимка, какой ты худой и грязный. Есть хочешь? Сейчас заедем в магазин, хоть пельменей купить надо. Галина Ильинична, мне подписаться где-то надо?
Капитан, которую зовут Галина Ильинична, протягивает ей какие-то бумаги, а мы с Тимуром стоим в стороне.
— Я на Зорге живут, дом прямо на остановке Гарифьянова, где трамвайная, — говорит он зачем-то, — Если что, приходи. У любого можешь спросить где Акчурины живут…жили.
— Ладно, — говорю я, тоже не знаю зачем. И добавляю, — Ты держись.
Тимур на мгновенье застывает, глаза леденеют, но потом словно встряхивает с себя морок.
— И ты держись, Кир.
Через минуту в кабинете нас остается двое — я и капитан.
2.
В "Гавроше" я впервые. Это приют. Говорят, хороший. Только я в хорошие приюты не верю.
Душ, обед, психолог. Обязательный набор. Сейчас будут обычные вопросы: кто ты, откуда, почему на улице, что беспокоит? А я буду кивать и пожимать плечами. Как обычно.
Раньше меня считали немым. Я не люблю разговаривать. Сейчас просто ставят диагноз "псих". Я привык.
В углу комнаты отдыха стоит шкафчик с книгами. Я поднимаюсь и иду к нему, стуча костылями по полу. На меня оглядываются сразу двое. Странноватая девушка — воспитатель, вся в фенечках. Парнишка моего возраста или чуть младше, со встрепанными короткими волосами.
Беру с полки первую попавшуюся книгу. Какой-то Маршак, стихи. Кладу на место. Вторая не лучше.
— Любишь читать, Кирилл? — спрашивает воспитательница.
Я — Кир. Не Кирилл. Но говорить это бесполезно. В документах я записан как Кирилл Мартов. Первый раз меня нашли ранней весной, на станции "Проспект мира" в Москве, когда ловили бродяг. Поэтому Мартов.
Я отрицательно киваю головой и отхожу от полки.
За окном шумят чьи-то голоса. Я выглядываю. Сквозь решетку видно малышню на прогулке, наверное, рядом детский сад.
За обедом пацан с взъерошенными волосами садится рядом.
— Первый раз поймали?
Я не отвечаю. Мешаю ложкой слишком горячий жирный суп. Есть еще неохота. Капитан накормила в отделении завтраком, все заставила съесть. Сказала, что у Тимура Акчурина родители умерли в аварии в прошлую пятницу. Сказала, что в МКДЦ меня не возьмут. Нет страховки. Дорого.
