Дмитрий Скирюк - Осенний Лис
Влашек закряхтел, зачем-то посмотрел на свои ладони. Пальцы были в крови. Трое его приятелей, потирая ушибленные бока, угрюмо стояли поодаль. Шелег нахмурился.
— Вы, трое, — он поманил пальцем, — сказывайте, как дело было. Кто свару затеял? Говори ты, Илеш.
Длинный и тощий Илеш замялся:
— А что — мы? Ну, Влашко, он же пошутить… Да дурость это все… вот…
— А я сразу понял, — торопливо затараторил самый младший из них, — не, когда он меня дубиной… это… Я сразу понял — неспроста это! Он, поди ж ты, один против нас, а я… а мы… А я его…
Затрещина прервала словесный водопад.
— Угомонись, — рассудительно сказал третий приятель, опуская руку. Все кругом невольно заулыбались — троих забияк отлично знали в деревне. Ухватистый темноволосый Балаж, получивший в драке невиданных размеров фингал под глаз, оглядел односельчан и опустил взгляд.
— Да сам Влашко полез, — нехотя признал он. — А мы не разобрались спьяну, что и как. Оно, конечно, зря полезли. Волох это, не иначе. А только прав он, че говорить…
— Волох, не волох, а задираться не след! — Шелег оглядел побитую троицу. — Хороши богатыри, неча сказать — один малец четверых побил… Звать-то тебя как, прохожий человек?
— Жуга, — поколебавшись, ответил тот, роняя ударение на «а». Все невольно посмотрели на его рыжую шевелюру, смекая, что к чему.
— Влашек озоровал, — признал старик. — Хоть и вырос, да ума не нажил. А и ты тоже хорош — где кудесничать решил! Ты смотри, не балуй! А за проход да погляд денег не берем — дело известное… Откуда идешь, да чего ищешь?
— На постой остановиться хотел, да работу сыскать на время. А сам с гор я, иду издалека, долго рассказывать.
Шелег нахмурился, пожевал усы.
— Ну, добро, — наконец решил он. — Поступай, как знаешь, мы угроз чинить не будем… Да крест-то есть на тебе? — вдруг спохватился он. Жуга кивнул, похлопал себя ладонью по груди. Старик совсем успокоился. Зашевелились и другие — мало ли что на свете бывает!
— Ну, пошли, что ль, — сказал Шелег и первым направился в кабак. Остальные поспешили за ним. Илеш задержался на секунду, наклонился к Влашеку.
— Слышь, ты это… вставай, — неуверенно сказал он, словно боялся, что тот уж никогда больше не встанет. Влашек оперся оземь дрожащими руками, поднялся на четвереньки, затем встал во весь рост.
И только теперь заметил, что штаны у него мокрые.
Насквозь.
* * *Корчма была светлой, с белеными стенами и низким, но чистым потолком. В воздухе витал холодный табачный дым — многие, вернувшись, снова закурили трубки. Летали мухи. На столах тут и там стояли глиняные кружки с недопитым пивом. Жуга направился в угол у окна, сел за стол. Поселяне с легким опасением поглядывали, как он развязывает мешок. На столе появились хлеб, лук, кусок козьего сыра, короткий, с резной ореховой рукоятью нож. Видимо, деньги у прохожего паренька все таки водились, что бы он там ни говорил Влашеку. Кабатчик — добродушный лысоватый толстяк по имени Михеш, сейчас, правда, несколько мрачноватый, подошел к нему, когда о доски столешницы звякнула медная монетка.
— Будь здоров, путник, — сказал он. — Чего желаешь?
— Будь и ты, хозяин, — ответил Жуга. — Почем пиво твое?
— На менку кружку налью… — Монета не двинулась с места. — Э-э… две, — поспешил поправиться тот. Кругом заусмехались.
— Годится, — одобрил Жуга. — Принеси одну.
Менка скрылась в кошеле у Михеша, а перед пришельцем появилась глиняная кружка с шапкой пены и полушка на сдачу. Жуга пригубил, кивнул довольно: «Доброе пиво», — и принялся за еду. Ел он неторопливо, совершенно обыкновенно, и вскоре это зрелище всем наскучило. За столами возобновились прерванные разговоры, сдвинулись кружки. Кто-то засмеялся чему-то. Забрякали кости в стаканчике.
— Хлеб да соль, — послышалось рядом.
Жуга поднял взгляд.
У стола стоял такой же, как и он, парень лет двадцати, с курчавой русой бородой, одетый в длинную черную свитку. Кружку свою он уже поставил на стол и теперь усаживался сам на скамейку напротив. Жуга не стал возражать, лишь кивнул в ответ.
У его нового собеседника были веселые карие глаза, добродушное лицо и длинные волосы, некогда, впрочем, подстриженные «под горшок». Сложением он был покрупнее, чем Жуга, а вот в росте уступал заметно; говорил он, сильно окая, и вообще выглядел не здешним.
— Меня Реслав зовут, — меж тем продолжал он.
— Жуга, — кивнул Жуга.
— Откуда родом будешь?
Жуга обмакнул луковое перо в солонку, с хрустом сжевал. Запил пивом. Ничего не ответил, лишь покосился мельком на посох у стола — здесь ли. Но собеседник оказался не из обидчивых.
— Я сам-то с севера, с Онеры-реки, может, слыхал? Тоже, вот, брожу по свету. Видел я, как ты драчуна-то потянул. Ловко! Где волхвовать-то сподобился?
— Где — про то долго рассказывать, — нехотя ответил Жуга, — да и зачем тебе?
Реслав широко, по-доброму улыбнулся.
— Это можно. Ходил я в Марген, к Тотлису-магу, думал колдовской премудрости обучиться, потому как сызмальства к наукам тягу имею…
Жуга так резко вскинул голову, что мелькнул в разлете волос шрам на виске.
— К магу… — прошептал он, и уже нормальным голосом спросил: — И что у мага? Учился?
— Да в учениках у него недолго пробыл, — усмехнулся Реслав. — Как деньги кончились, уйти пришлось. Может, еще поглядел бы этот маг, оставить меня при себе, или обождать, да приятель мой — Берти Шварц, бестолочь, даром что папаша у него богатый — взорвал всю его лабораторию, ну, Тотлис и осерчал. Я в чудесах не мастак, но чему успел — научился, потому и интересуюсь — ты тоже, вижу, в этом кумекаешь.
Жуга слегка расслабился, черты лица смягчились.
— С гор я иду, — сообщил он.
— Это-то я вижу, что с гор, — кивнул Реслав. — Посошок, вон, твой на макушке стертый, там, где валашка была — топорик ваш горецкий… А вот какого ты роду-племени, в толк взять не могу. На волоха вроде не похож. Карваши, хоть и с ведовством знаются, черноволосые все, как дегтем намазаны. Вазуры одеваются не так и бороду носят, а у ладов серьга в ухе и ростом они пониже тебя… Кто ты будешь?
— У волохов я рос. — Жуга отодвинул кружку. — А что лицом с ними не схож — не моя в том вина. Как отца с матерью звали, то мне не ведомо — подкинутый я. Старик один меня вырастил — сам травознай да заговорник был, он и учил всему, что знаю… Потом пастухом был. Такое вот…
— А-а…
Реслав помолчал, заглянул в кружку, покачал на ладони тощий кошель. Вздохнул.
— Лет-то тебе сколько?
Жуга пожал плечами:
— Я не считал, другие — и подавно. А тебе?
