Наталья Резанова - Последняя крепость
Они вышли на улицу — на прогнившей лестнице не хватало половины ступеней и отсутствовали перила, но в доходных домах отроду никого не заботили подобные мелочи. Снаружи никто не обратил на них внимания, хотя, казалось бы, их внешность просто взывала к этому. Но в здешнем квартале не принято было проявлять излишнего внимания к себе подобным, а тот, кто не усваивал этого правила, рисковал не задержаться на земле. А кроме того, в столичных трущобах скапливалось отребье со всей империи, всех оттенков кожи и цветов волос, а также украшенное всевозможными видами калечеств, шрамов, ожогов, клейм, язв и парши. Поэтому и Мавет с ее изуродованным лицом, и Бран с его ростом и сложением выглядели на этих улицах вполне уместно и незатейливо. То же самое относилась и к гавани, где шлялся люд еще разнообразнее.
Был ясный солнечный день. Огромная гавань, начинавшаяся за триумфальной аркой императора Максимина, шумела и галдела. Народ был везде — на верфи работали плотники, грузчики толпились у лебедок, носильщики и комиссионеры сновали между складами, доками и купеческими конторами. Множество кораблей стояло на якоре — от легких одномачтовых парусников до мощных боевых галер. И надо всем этим на молу возвышался огромный маяк, прозываемый Глазом Империи.
Мавет не сообщила Брану цели своего пребывания здесь, но он не сомневался, что какая-то цель была. Она толкалась в толпе, разглядывала корабли, иногда что-то спрашивала у прохожих, нередко — на разных языках, по-прежнему не объясняя Брану что и зачем. Около полудня она купила у разносчика козьего сыру и две кружки воды, и они перекусили. А потом снова началось это смутное кружение по гавани, обмен двумя-тремя словами, порой на непонятном языке, порой на вполне понятном, но неясном по смыслу. Через пару часов, когда стало уже совсем жарко и толчея в порту замерла, они выбрались за городскую черту и поднялись на холм, с которого видна была гавань. Мавет уселась на склоне. Бран встал у нее за спиной. Военные привычки ожили в нем, и он осознавал — пусть Мавет вооружена, спину ее он прикрывать обязан. Небо над ними было яркосиним и словно бы густым, ничем не напоминая небо над Наамой, жесткая синева которого отливала закаленной сталью.
Мавет неотрывно смотрела на виноцветное море, на корабли, уходящие за горизонт, и что-то насвистывала. Другая бы пела, подумал Бран, но Мавет из-за своего поврежденного горла петь не может.
— Я понял, — сказал он. — Ты хочешь отомстить. — Она не ответила, и он повторил, уточняя: — Ты хочешь отомстить за своих родителей.
Глаз, застывший в вечном прищуре, покосился на него.
— Ты ничего не понял. За моих родителей нельзя отомстить. Их никто не убивал. Они сами лишили себя жизни. Но отомстить я хочу. За проигранную войну.
Все ясно. Она рехнулась. Может быть, уже лежа в той могиле. А он обещал ей служить.
— Кому? — ядовито спросил он. — И как?
— Разумеется, я не могу ходить по империи и резать всех участников войны и осады, — рассудительно сказала она. — Их слишком много, и они всего лишь исполняли приказы. И вообще я не могу мстить империи за то, что она такова, какова есть. Это не в воле человеческой. Логично было бы убить императора Родарха. Но его, если ты помнишь, свергли восемь лет назад, и тот, кто его убил, вырезал заодно и весь его выводок. А сейчас на Золотом Троне сидит уже третий с войны император, и Родарху он даже не родич. А поскольку за все эти годы каждый, кто пробивался к трону, начинал правление с казней, до меня успели кончить и командующего Аммона, и легата армии левой руки Целия, и легата армии правой руки Руфина. Печально. Но их я главными виновниками и не считаю. Они тоже исполняли приказы…
За всем этим не было и грана безумия, и ее рассуждения странным образом увлекли Брана. Он ни разу еще не слышал, чтоб о войне говорили таким образом, и меньше всего подобного можно было ожидать от женщины.
— Наама, в сущности, не представляла собой стратегической ценности, — продолжала Мавет. — Она была лишь символом — Последняя Крепость! — да и стала им только в конце войны. Зато главной цитаделью и твердыней северного пограничья был Малкут, Малкут Царственный. Если бы комендант Малкута удержал его или хотя бы продержался достаточно долго, армии имперцев не смогли бы соединиться. Шемеш не был бы отрезан и взят в кольцо. И оставался шанс на победу. Но комендант сдал крепость, и армии обеих рук ударили по Шемешу. А предатель был щедро вознагражден. По-императорски.
Теперь до Брана дошло.
— Омри Га-Ход, — пробормотал он. — Министр…
— Теперь он министр. Каждый новый правитель, придя к власти, казнил приверженцев предыдущего. Кроме него.
— Я слышал, его многие пытались убить. Раньше. Теперь бросили это дело. Говорят, что удача всегда за него…
Мавет молчала. Бран вышел из-за ее спины и уселся рядом — со стороны здорового глаза.
— Омри Га-Ход, — сказал он. — Вот, значит, для чего я тебе понадобился.
— Чтобы следить за ним. Это было несколько обидно.
— Следить ты могла бы и сама.
— Только в трущобах. За их пределами, — она бледно усмехнулась, — моя внешность слишком заметна.
— Ты могла бы носить покрывало, как это делают южанки.
— А ты мог бы заметить, что южанки не болтаются часами на улице, особенно в Столице империи.
Теперь молчали оба. Бран прикидывал, рассчитывал. Потом произнес:
— Понадобится много денег. Впрочем, — добавил он после паузы и стукнул себя кулаком по колену, — не найти денег в Столице не сумеет только дурак.
Бран почему-то верил, что Мавет обрадуется, когда высыпал перед ней на пол содержимое мешка.
Он недостаточно ее знал. Она осталась равнодушна. Ни возгласа, ни жеста, даже ресницы не дрогнули над здоровым глазом. Правда, Бран уже понимал, что она отнюдь не стремится намеренно оскорбить его. После братской могилы Наамы в прошлом и перед убийством министра в будущем подобные вещи теряют значение.
И все-таки ему хотелось, чтобы она оценила содеянное и разделила его радость. Причиной, конечно, было не удачное ограбление. Он и раньше шел на такое в крайности, не испытывая никаких особых чувств. Здесь причиной было что-то другое. И он принялся рассказывать, как взломал сокровищницу храма, одновременно пытаясь понять — что это было такое? Может быть, он почувствовал радость из-за того, что всего лишь оглушил и связал привратника, но не убил его, хотя легко мог бы это сделать? Но он трудился не для собственного обогащения, а ради благородного дела, и ему не хотелось никого убивать. Мавет не выказала никакого внимания этим его догадкам, он понял, что сказал глупость, и умолк.
Мавет нагнулась над тускло мерцающей грудой. Бран прихватил из сокровищницы, помимо денег, все, что можно было легко унести: кратеры, светильники, ожерелья, ритуальные статуэтки. Одну из них, изображающую Джети, бога-козла, сочетающегося с женщиной, она и подняла.
