Анатолий Махавкин - Пасынки страны
Единственным?
— Где этот чёртов дом? — почти выкрикнул я, заставив остальных шарахнуться в стороны, изумлённо уставившись на меня, — он же был где‑то здесь!
— Ты никак белены обожрался, дорогой, — холодно поинтересовалась Вера, поправляя платье, собравшееся складками на бёдрах, её очередной эксклюзив из турецкой или тайваньской Франции, — хочешь, чтобы мы обосрались?
— Нет, ну правда, где? — выдохнула Маргарита и притихла.
Я повёл фонарём, но не обнаружил ничего, кроме деревьев, кустов и высокой травы. Бред какой‑то. Именно здесь, десяток минут назад, светилось крошечное окошко и тускло блестел металл ограды. Ничего. И следов не осталось. Уцелела лишь дорога.
— Глючило нас или как? — Сергей даже не пытался сопротивляться, когда его жена висла на нём, — но всех же сразу? Я, правда, слышал, такое бывает…
— Пошли отсюда! — едва не взвизгнула Вера и потащила меня за рука, — быстрее пошли. Нужно выбираться из этого проклятущего места.
Выбираться? Но если и домик, и его бородатый хозяин были всего лишь галлюцинацией — наваждением, то чего стоит указание идти прямо, до развилки? Похоже, задница, в которую мы угодили, стремительно увеличивала свою глубину. Мы, чёрт знает где, без машины, без связи, посреди этой странной ночи.
Впрочем, полкилометра — не такое уж большое расстояние, скоро станет понятно, насколько мы утратили связь с реальностью.
Внезапно объявившийся ветер, застал нас врасплох, напугав разбойничьим свистом и гулким треском ветвей. Я посветил на деревья. Сухие… Один сухостой. И кусты тоже, напоминают скелеты каких‑то крошечных животных, умерших в незапамятные времена. Даже трава под ногами с треском ломалась, стоило наступить на её высохшие стебли. Всё больше начинало казаться, будто окружающее — просто необыкновенно правдоподобный сон. В реальной жизни такого просто не может быть.
— Развилка! — радостно вскрикнул Серёга и его возглас, казалось, отразился от незримого купола, закрывшего небеса, с их непроглядными тучами. Голос товарища начал блуждать вокруг нас, словно его, на разные лады, повторяли мириады незримых созданий, скрывающихся от нас во тьме жуткой ночи.
Я не выдержал и достал из кармана пистолет. Оружие, пусть и пневматическое, придало мне уверенности и я прижал к себе дрожащую Веру. Где‑то рядом жалобно всхлипывала Маргарита и глухо матерился, нервно озирающийся Сергей. Нет — это был не сон, а настоящий кошмар.
Однако, стоило нам выбраться на перекрёсток, замеченный товарищем и все голоса разом смолкли, затаив дыхание. Ветер вновь утих и наступила тишина. Мы стояли, прижавшись друг к другу и молчали, пытаясь переварить произошедшее. Переваривалось не слишком хорошо.
— Что это было за дерьмище? — истерично спросила Вера.
— Видимо — эхо, — согласен, объяснение выходило нелепым, но другого попросту не существовало. По крайней мере, у меня. — теперь нужно определиться, куда нам дальше.
— Старик вроде сказал, что это — не имеет значения, — почти прошептала Рита, повисшая на тяжело пыхтящем Сергее. Я заметил небольшой тонкий баллон, зажатый в её дрожащих пальцах.
— Вот это меня и смущает, — я осторожно освободил руку, обнимающую жену и посветил по сторонам, — перпендикулярные дороги, ведущие в одно место, это — нонсенс. И тем более, те которые идут в противоположных направлениях.
По виду пути, разбегающиеся о перепутья, где мы стояли, выглядели абсолютно одинаково: такие же заброшенные, поросшие травой грунтовки, как и та, по которой мы пришли. Разнило их лишь одно: каждая брала своё начало из‑под невысокой арки и вот они‑то и не походили одна на другую.
Прямо перед нами располагалась самая высокая — каменная, весьма похожая на футбольные ворота, лишённые сетки толпой фанатов–хулиганов. Ни украшений, ни указателей, ничего. Аскеза, как есть.
Слева притаилась крошечная дугообразная штуковина, по виду сделанная из соломы. Мне почудился странный блеск в глубине и посветив фонариком, я обнаружил обглоданный лошадиный череп, подвешенный на ржавом крюке. Почему‑то, туда мне особенно не хотелось идти. Словно именно там притаился стихший холодный ветер, изготовившийся дунуть в лицо.
Справа нависала над дорогой странная деревянная конструкция, вызывающая смутные воспоминания о каком‑то музее деревенского искусства, куда меня, как‑то раз, затянула снобствующая Вера. Дерево покрывали изображения диковинных существ: русалок, чертей, циклопов и прочей нечисти. Тем не менее, смотрелось всё довольно симпатично и я даже ощутил слабое тепло, исходящее от светло коричневых брусьев сооружения. Иллюзия, но весьма дружелюбная.
— Идём направо, — сообщил я и тут же встретил ожесточённое сопротивление набычившейся супруги.
— Это ещё какого чёрта? — она воткнула кулаки в бёдра, — хоть раз подумай своей башкой. Если трасса где‑то рядом, нужно идти к ней прямо, быстрее доберёмся.
— Макс, слушай, она дело говорит, — неожиданно поддержал Веру Сергей, — ну правда, прямо — значит прямо. И арка эта посолиднее выглядит.
— А мне тоже, больше нравится правый поворот, — несмело вставила Рита и жалобно шмыгнула носом, — я просто чувствую, как мне туда нужно. Глупо, наверное…
Серёга только рукой на неё махнул, а Вера, судя по всему, вознамерилась разродиться очередной речугой. Однако я слишком устал от всего этого бреда и был не склонен вступать в полночные дискуссии, посреди чёрной дыры.
— Ты сегодня уже достаточно поработала лоцманом, — Вера крепко сжала губы и надулась, сверкая глазами, — так что позволь прислушаться к твоему мудрому совету и воспользоваться собственной головой. Серёга, дружище, представляешь — я даю вам двоим идеальную возможность беспрепятственно материть меня, если я вдруг окажусь неправ. Ну, вперёд — за орденами. Посмотрим, куда выведет нелёгкая.
Когда мы подошли к деревянной арке, у меня тихо засвистело в ушах, словно начало резко изменяться давление. Кроме того, возникло удивительное ощущение постороннего взгляда, будто все изображения, вырезанные в дереве, уставились на нас. От этого стало слегка не по себе. Однако, поворачивать я бы не стал, даже если бы один из циклопов по–настоящему подмигнул мне и предложил выпить. Во–первых, не хотелось доставлять удовольствие супруге, во–вторых, никакой угрозы, по–прежнему, не ощущалось.
Чувства подвели.
Держались мы, как и прежде, компактной группой, поэтому незримую линию проходящую под аркой, пересекли почти одновременно. О переходе границы известил мощный удар чего‑то твёрдого по затылку, бросивший меня на землю. Сквозь серый туман боли я мог различить Маргариту, рухнувшую рядом. Глаза женщины закатились, а худенькое тело, в чёрном брючном костюме, содрогалось в конвульсиях.