Андрей Уланов - На всех хватит!
В Пограничье не возят своих подонков. Выгоднее нанять их здесь – это дешевле, и, кроме того, они знают местные условия. У привозных бандитов обычно возникают трудности с акклиматизацией.
А маленькие дельца обычно оборачиваются большими неприятностями.
– Я вас слушаю.
– К вам сегодня обращалась одна сеньора.
– Я ей отказал, – сообщил я и потянулся за газетой.
– Я знаю, – кивнул тип. – Сейчас она договаривается с неким сеньором Хорьком.
Я хмыкнул и отложил газету обратно.
Черный Хорек ленив почти так же, как я. Правда, он трусливее меня, намного жаднее, а главное – он не умеет готовить. Но дело не в этом. Чтобы Черный Хорек взялся за дело без предоплаты, ему надо посулить действительно много. Впрочем, я всегда знал, что он дурак.
– И?
– Я был бы вам крайне признателен, сеньор Ханко, если бы вы сейчас явились к…
– Леди М.
– К упомянутой вами сеньоре и сообщили ей, что согласны работать на ее условиях. А я, в свою очередь, готов компенсировать все понесенные вами в этом случае издержки.
– У меня почему-то возникает чувство, – начал я, – что, если я приму ваше предложение, мне не надо будет вести ее очень уж далеко.
Тип как-то странно посмотрел на меня.
– Вы проницательны, сеньор Ханко. Слишком проницательны.
– Если не секрет, – спросил я. – Что это за дело, для которого вам так срочно понадобились проводники?
– Увы, уважаемый сеньор, – поклонился тип, – это я вам открою только в том случае, если вы согласитесь на мое предложение.
У меня возникло странное ощущение, что тип с превеликим трудом удерживается от того, чтобы придушить меня на месте. А удерживается он исключительно потому, что я ему невероятно, позарез нужен.
– К сожалению, сеньор…
– Сангре. Дон Педро Сангре.
Ну и фантазия у этого дона.
– Должен вам ответить то же, что и леди М. Я не работаю.
– Очень жаль, сеньор Ханко. Очень жаль.
С этими словами тип развернулся и покинул помещение почты. Оба бандитос потянулись следом.
Я аккуратно сложил газеты в стопку и задумался.
Дело пахло все хуже и хуже. В мире есть только три вещи с подобным запашком. Политика. Магия. Деньги.
Представлялось весьма маловероятным, чтобы наше захолустье вдруг ни с того ни с сего стало ареной политических баталий. Власть в Запретных Землях принадлежит тем, кто там живет, что бы ни думали по этому поводу господа в Вашингтоне.
Деньги? Я не знал, насколько остро стоят у вампиров финансовые проблемы, но дон Педро в деньгах явно не нуждался. Или нуждался, но в очень больших. Я достаточно навидался подобных людей. Деньги для них не цель, а средство.
Остается магия. Вполне логично – чего-чего, а этого добра в Запретных Землях предостаточно.
И единственное, чего я в этот день так и не смог понять, – за каким чертом я, выйдя из почты, направился обратно в салун, подошел к стойке и тихо спросил у Фредди:
– Зеленый, у тебя случайно нет на примете пары надежных ребят, которые согласились бы рискнуть своей шкурой и не содрали бы при этом последнюю с меня?
Бренда Карлсен, охотница за вампирами
Полдень. Пыль, жара, вокруг каменистая пустыня с редкими кактусами, а над головой – солнце, похожее на пылающий косматый клубок. От такого пейзажа и свихнуться-то можно запросто, а уж навязчивые мысли в голову лезут, прямо как мухи на покойника.
Меня, например, уже третий час преследовали мысли о ванне. Большой, нет, огромной ванне, полной горячей воды и чтобы пена переваливалась через край. Упасть в нее, да так, чтобы только нос наружу торчал, и блаженствовать.
Наконец, когда это видение стало совсем невыносимо, я потянулась за флягой, откупорила ее, сделала пару глотков, а остаток воды выплеснула на лицо, смывая застывшую маску пота и грязи. Сразу стало легче.
Правда, я осталась без воды, но, по моим расчетам, до деревни оставалось не больше пары миль, и на горизонте уже виднелось что-то зеленое. А где зелень, там и вода.
Еще у меня оставался ирландский бренди, которым меня снабдил местный священник, отец О'Райли. Хороший человек этот священник, и мне он нравился – даже несмотря на то, что именно ему я была обязана этой работой. В конце концов, не будь ее, меня бы загнали в другую адскую дыру, которыми изобилует эта чертова страна. Ибо иерархи церкви очень не любят, когда я и мне подобные начинают шляться без дела вокруг собора в Мехико. Меня же они недолюбливают особенно – считают, что мой вид, видите ли, плохо влияет на паству. Наверное, так оно и есть.
Зато с О'Райли мы сразу же нашли общий язык, даром что я никогда не видела Зеленого Эрина. Ирландцы вообще приятные ребята, это подметили еще мои предки-викинги. Например, у них всегда найдется при себе хорошая выпивка – мне еще не встречался ни один ирландец без заветной фляжки. Держу пари, они и в аду умудряются припрятать глоточек-другой, дабы выпить в день Страшного суда за торжество Всевышнего.
От приятных воспоминаний о прошлом вечере меня оторвал звук, донесшийся из-за поворота. Кто-то долбил землю мотыгой – яростно, исступленно. Будь это в Техасе, я бы непременно решила, что копают могилу, причем злейшему врагу, чтобы успеть до захода солнца поплясать на ней.
Похоже, у Морганы возникли схожие мысли, потому что она вдруг замедлила шаг и, мотнув головой, вопросительно покосилась на меня.
– Спокойно, лошадка, – прошептала я, слегка похлопав ее по шее. – Сейчас мы завернем и посмотрим, кто это так шумит.
Сразу за поворотом начиналось небольшое поле, вскопанное едва ли на треть. Собственно, полем я назвала его из вежливости – скорее эта окаменевшая земля походила на подготовленную к промывке породу. Ее-то и долбил столь яростно человек в грязно-белой дырявой рубахе и таких же штанах. Крестьянин, или, по-местному, пеон.
Не люблю крестьян. Мысль о том, что я могла бы стать одной из них, собственностью подобной скотины, до сих пор вызывает у меня холодную дрожь. А ведь если бы не то пьяное животное – мой отчим, – я могла бы так и не решиться бежать из своей родной, трижды проклятой и забытой всеми богами деревушки. И была бы сейчас похожа на корову с вечно полным пузом, с кучей сопливых детишек, цепляющихся за подол корявыми руками. А уж лицо… пусть Тереза и говорит, что я уродую свою кожу солнцем и ветром, что мне необходимо регулярно делать маски, втирать масла и прочие кремы – сто против одного, что мои младшие сестренки по сравнению со мной выглядят форменными старухами.
До сих пор мой самый зловещий кошмар – это не вампиры, не оборотни, не ожившие мертвецы и даже не та тварь из старой пирамиды, едва не утащившая меня прямиком в преисподнюю, а утро на ферме, мычание недоеной скотины, запах гари от печи – и надо идти во двор, кормить птицу. От таких снов я просыпаюсь в холодном поту, сжимая рукоятку револьвера под подушкой – и на пару следующих ночей стараюсь затащить к себе в постель какую-нибудь грелку с приятным запахом изо рта.
