Татьяна Абалова - Платан (СИ)
После фейерверка бал продолжился танцами. Дамы были грациозны как лани, кавалеры — как козлы. Ой, простите, как гордые олени! Это я про братьев Платана хотел сказать, очень уж резвы были и в танцах, и в выпивке. Все на балу веселились и смеялись, вино лилось рекой, тут и там парочки целовались за занавесками, одна принцесса была печальна. Да на шута глядела влажными глазами. Решил Платан ее развлечь, стал он перебирать лады на бандуре, как папенька когда-то учил, и запел. Какой у дровосека оказался голос! Соловей замолчал бы, устыдившись своих трелей.
Куда бежишь ты, дева,
Где ждет тебя дружок?
На встречу с кавалером,
Позвал он на лужок!
Что будешь делать, дева,
Ужель срывать цветы?
С моим-то кавалером?
Смеяться смеешь ты?
Пылает он от счастья,
Безумно люб он мне,
Поэтому со страстью
Отдамся при луне!
Родители что скажут,
Иль не боишься их?
Когда любви так страждут,
Все забывают вмиг!
А если будет, дева,
Любви другой итог –
Без мужа-кавалера,
Вдруг вырастет живот?
Тогда скажу в деревне
Нельзя ходить на луг –
Там ветер своей песней
Живот надует вдруг!
А коль родишь ты сына
Иль дочку принесешь?
Пускай! Сегодня с милым
Я проведу всю ночь!
Меня не остановишь,
Ведь ждет меня любовь!
Ах, дева, ветер ловишь,
А наломаешь дров…
Глубокой ночью праздник закончился, гости стали разъезжаться. Видел шут, что и братья его с отчимом пытаются взгромоздиться на своих коней, но щедро раздаваемое вино сделало свое дело. То они не могли в стремена попасть, то ногу на коня закинуть, а потом, когда все-таки получалось, оказывались вдруг лицом к хвосту коня. Народ стоял и потешался. Отличились. Ну, впрочем, за этим и ехали — что бы их заметили.
Тра-ра-рам Пятый
Платан же домой не торопился. Хотелось ему увидеть принцессу еще хоть разочек, сильно беспокоили ее печальные глаза, когда она на него смотрела. Поэтому Платан тайно стал пробираться к тому крылу дворца, где находились личные покои принцессы. Подошел ближе и стал в каждое окошко заглядывать, тогда и услышал, как в одной из комнат Олов с регентом Бликом о чем-то возбужденно переговариваются. Присел под окном на корточки Платан, и стал прислушиваться. А шапку двурогую, да башмаки с себя снял, вдруг да зазвенят бубенцы, выдадут шута.
— Я приказываю жениться, и не хочу больше слышать твое нытье. Дело важное. Хочешь, чтобы я власть потерял? Думаешь, девчонка нас при себе держать будет? А как замуж за кого выйдет, так и вовсе голову бы сберечь!
— Но ты же знаешь, что не могу я с женщиной быть…
— Пустое все это. Ради такого дела потерпишь. Никто тебя не будет заставлять каждую ночь с ней в постели лежать, сделаешь наследника, и гуляй со своим любовником, сколько хочешь! Лет то твоему дружку сколько? Больно щуплый на вид, как мальчишка.
— Восемнадцать уже. Люблю его. А может без женитьбы можно обойтись, может, опять попробуем какой-нибудь несчастный случай ей устроить?
— Не получается, сам видишь, словно заговоренная она. Еду травили, так она в этот день только воду пила, а потом дегустатора наняла. В воду для умывания яду подсыпали, так она именно с этого дня решила только из ручья умываться! Под седло коню колючек подкладывали, чтобы понес он ее, да убил бы, сбросив, так она сама решила упряжь проверить и вычесала все репейники. Да что говорить, сам знаешь, что только мы не придумывали, ничего не сработало, поэтому одна дорога — жениться! Я бы сам, но смуту боюсь вызвать, да и стар уже наследников делать…
— А если убить ее, да свалить на кого, мол, снасильничать хотел?
— Вот ты сам и упустил такую возможность, когда она сбежала, а ты с дровосеком ее нашел.
— Да больно здоров этот дровосек был, он нас топором своим нашинковал бы вместе с конями…
— Вот и я говорю, одна дорога — жениться, да случай поджидать, может что подвернется. А теперь спать иди, твой дружок заждался уже.
При этих словах Платан уловил шевеление около себя, да кто-то наступил на шапку шутовскую и бубенцы звякнули. Темная фигура опрометью бросилась вон, а Платан кинулся за ней, а ну как выдадут шута, что подслушивал опасные разговоры! Впереди бегущий был шустрый малый, резво петлял, перепрыгивал через кустарники, подныривал под деревья. Одетый в черный камзол и черную же шапку, он сливался с темнотой и в один из моментов Платан потерял его.
Кружась вокруг большого дерева, высматривая следы, он не заметил юнца, сидящего на ветке и, когда собрался уходить, тот спрыгнул, сшиб Платана с ног, и взгромоздился на него сверху. Завязалась борьба, мальчишка был легкий, но цепкий и никак нельзя было его сбросить с себя, да и покалечить ненароком не хотелось. Тут решил Платан затихнуть, ведь всего лишь поговорить хотел, узнать, что юнцу ведомо, а что нет.
Выглянувшая луна осветила их фигуры, и юнец сделал то, чего наш дровосек никак не ожидал. Он поцеловал его! В губы, страстно, со стоном! И тут же вскинулся и убежал. А удивленный Платан остался лежать на траве. Потом вытер губы рукавом, поднялся, сплюнул и пошел искать своего осла. И совсем забыл о своих брошенных шапке и башмаках, да потерянной где-то бандуре. Одна мысль сидела у него в голове — а поцелуй-то понравился! И что с ним не так? Видимо догнал он дружка Олова, поджидающего своего любовника, а тот не промах, нашел, чем ответить. Тьфу!
Тра-ра-рам Шестой
Платан нашел старого осла там же, где оставил, около клумбы с розами. Мертвого. На морде его было написано блаженное выражение, потому как вкусил он в последний раз не травы какой, а самых что ни на есть королевских роз.
Поэтому пришлось дровосеку добираться домой пешком, но чтобы срезать круговую дорогу, побежал он через лес, зная место своей работы, как пять пальцев. Потому и оказался дома раньше своих пьяных родственников и успел переодеться, да выйти навстречу, помогать слезть с коней. Дорогой тех совсем укачало, и падали они в крепкие руки дровосека, как переспевшие яблочки с ветки.
Уложив всех по кроватям, оказался Платан на своем чердаке, да уснуть не мог до утра, все теребил кружевную перчатку своими большими пальцами, вспоминал лицо грустной принцессы и думал, думал, думал, как ей помочь.
Лучше бы поспал. Потому, как утром явились королевские стражники с его шутовским башмаком, и заставили братьев мерить. Те, дурни, думали, что их на дворцовую службу возьмут, если башмак умного, показавшего себя полиглотом, шута впору придется, за него себя выдать хотели. И одели ведь, и одному из братьев почти как раз был, да тут стража его в кандалы и обрядила, да государственным преступником объявила. Пришлось дровосеку вниз спускаться, да во всем признаваться, а башмак его на ноге, как влитой сидел. На отца же родного крепко похож был статью и ростом огромным, а потому и нога одинаковая у них была — большого размера, какой редко кто имеет. По нему и искали преступника, что под окнами регента государственную тайну выведывал.
