Геннадий Ищенко - Счатсливчик Ген
"Чертовы пришельцы, — подумал я, — не дали нормально собраться. Можно было захватить с собой чего-нибудь пожевать, да и на продажу или обмен тоже".
Надо было думать, что делать дальше. Бесцельное блуждание по рынку меня не устраивало. Решив, что надо найти кого-нибудь, кому могла понадобиться помощь носильщика, я пошел дальше уже более целенаправленно. Пришлось поискать с полчаса, прежде чем я увидел пожилую женщину с полной корзиной продуктов, которой требовалась помощь. Не в силах держать корзину, она поставила ее у ног и теперь оглядывалась вокруг, явно подыскивая кого-нибудь на роль носильщика. Тащить такую тяжесть не хотелось, но другой случай мог и не подвернуться, поэтому я поспешил приблизиться. Остановившись перед женщиной, я рукой показал сначала на корзину, а потом на себя. Решение прикинуться глухонемым пришло сразу, потому что это снимало часть моих проблем. Не буду же я, в самом деле, в рыночной толкотне объяснять ей на русском языке, кто я такой и откуда. Мой внешний вид произвел ожидаемое впечатление: она нахмурилась и что-то сказала с вопросительной интонацией. Я пожал плечами и показал рукой на свои уши и рот. Ее выражение лица смягчилось, во взгляде мелькнула жалость. Жестом велев мне забрать поклажу и следовать за собой, она повернулась и, больше не обращая на меня внимания, быстрым шагом куда-то пошла. Ручка у корзины была широкая и пальцы не резала, но вот вес… Уложенные в корзину овощи и фрукты тянули килограммов на пятнадцать. Поднять я такое мог, долго тащить… тоже, как оказалось, смог, хотя к концу пути руки у меня просто отваливались, да и ноги просто кричали о том, что не могут больше сделать ни шагу. Мы несколько раз куда-то сворачивали, но я был занят корзиной и за дорогой не следил, поэтому теперь вряд ли смог бы найти рынок без посторонней помощи. Женщина открыла незапертую калитку в невысоком аккуратном заборе, огораживающем большой одноэтажный дом, и пошла по усыпанной гравием дорожке к входной двери. Я, ругаясь про себя, поволок за ней корзину, загребая гравий ногами. Поднявшись по невысоким ступеням, она достала откуда-то из платья длинный ключ и отперла им дверь. У порога лежало что-то вроде половичка, о который я поспешно вытер ноги и почти бегом догнал хозяйку, чтобы бросить корзину на указанное место и растянуться с ней рядом. Дома меня никто тяжелой работой не загружал, а сам я своими мышцами не занимался. В новом учебном году было пока только два урока физкультуры, и наш учитель еще не успел выбить из нас летнюю лень и хоть немного привести в форму. Поэтому хоть я дотащил груз, но после этого был не в состоянии идти. Мне было все равно, что со мной будут делать, лишь бы сейчас не трогали и дали хоть немного полежать. Женщина сразу поняла, что я не притворяюсь, и кого-то позвала. На ее зов из комнаты в коридор выбежала молодая девушка лет шестнадцати, и они вдвоем стащили меня со злополучной корзины и поволокли на кухню. Там усадили на стул и напоили чем-то горячим и сладким с фруктовым вкусом. Некоторое время женщины взволнованно переговаривались, а я потихоньку приходил в себя.
"Пить уже дали, — подумал я. — Хорошо бы еще и накормили".
Меня опять схватили в четыре руки.
— Отпустите, — вяло отмахнулся я. — Дайте чуть-чуть полежать, потом я сразу уйду.
Тотчас в мои волосы вцепилась чья-то рука и без всякой жалости задрала голову. Уставившись мне в глаза, хозяйка дома начала что-то гневно выговаривать. Видимо, ругала по поводу лжи о моей неспособности вести разговор.
— Отпустите, — попросил я. — Больно же. Ну не могу я говорить на вашем языке. А есть сильно хочется.
Старшая из женщин перестала кричать, и они обе озадаченно посмотрели друг на друга. Затем мою голову опять же за волосы повертели в разные стороны, внимательно рассматривая. Особого внимания почему-то удостоились уши. Закончив с осмотром, женщины о чем-то переговорили, затем младшая подошла к плите и загремела посудой. Через несколько минут мне в руки всунули глиняную тарелку, полную умопомрачительно вкусной каши с мясом, которую я, забыв о слабости, быстро умял, неловко орудуя непривычной формы деревянной ложкой. Сразу захотелось спать, и я вспомнил, что в мою последнюю ночь на Земле удалось поспать в лучшем случае часа три. Девушка забрала у меня пустую тарелку и ушла, а хозяйка для чего-то достала кошелек и высыпала из него на стол небольшого размера монеты, судя по цвету, серебряные. Видимо, серебро здесь тоже ценилось, и я с сожалением вспомнил об оставшихся дома полтинниках двадцать пятого года выпуска. Отец говорил, что эти монеты изготавливали из серебра с небольшой долей примесей, а по весу они были раза в три тяжелее местных монет.
Пересчитав деньги, хозяйка о чем-то задумалась, потом решительно все ссыпала обратно в кошелек, завязала его и опустила куда-то в складки платья, где у нее, по-видимому, находился карман. Потом она поднялась со стула и жестом приказала мне сделать то же самое. Я немного отдохнул, а главное, поел, так что ноги уже нормально держали. Она вывела меня из дома и, не оглядываясь, куда-то пошла. Я потащился следом, надеясь, что понял ее правильно, и меня пригласили с собой, а не просто выставили из дома. К счастью, долго идти не пришлось. Минут через десять мы подошли к одноэтажному дому немного меньших размеров, чем дом моей спутницы. Забор отсутствовал, и женщина поднялась по ступенькам и постучала в дверь специально для этого закрепленной колотушкой. Послышались шаги, и дверь отворила молодая девушка. С ней произошел короткий разговор, после чего нас пригласили войти и привели в комнату, в которой после улицы было почти темно. Из-за слабого освещения я не сразу заметил пожилого мужчину с роскошной седой шевелюрой, одетого в бесформенный балахон темного цвета. При виде нас он учтиво приподнялся со стула, что-то сказал и приглашающе махнул рукой в сторону стоявших напротив него стульев. Надеясь, что понял его правильно, я добрался до одного из них и с облегчением сел, ожидая, что же будет дальше. А дальше случилось следующее. Моя спутница что-то долго объясняла седому, после чего высыпала серебро из кошелька на стоящий перед ним столик. Мужчина поднялся и подошел ко мне. Он взял меня за подбородок и приподнял голову, чтобы смотреть в глаза. Не в моем положении было показывать характер, но я разозлился. Что они в самом-то деле? Одна в благодарность за то, что я с ее корзиной чуть не надорвал пуп, тягает за волосы, а другой хватает за подбородок! Я хотел дернут головой, но не успел. Все закружилось, в глазах замелькали цветные пятна, и зашумело в ушах. Седой меня отпустил и опять забрался в свое кресло. Он что-то сказал, и через миг после этого его слова сложились у меня в голове в осмысленную фразу:
