Терри Пратчетт - Наука Плоского мира. Книга 4. День Страшного Суда
Всё висело на волоске. Хотя волшебникам и удалось затащить Дарвина на Галапагосы, обратить там его внимание на вьюрков, пересмешников и черепах, ему потребовались годы для осознания важности этих существ. К тому времени черепашьи панцири были давно выброшены за борт, после того как их содержимое съели, а всех вьюрков Дарвин отдал какому-то орнитологу. Пересмешники его всё-таки заинтересовали. Ещё больше времени у него ушло на то, чтобы сделать решительный шаг и вывести слово «Происхождение» вместо «Теология», до тех пор же он писал учебники об усоногих рачках. Закончив, наконец, своё «Происхождение-1» и взявшись за «Происхождение-2», Дарвин снова сделал очередную глупость, назвав сей труд «Происхождением человека». Право же, восхождение человека к светлым вершинам стало бы куда более удачным маркетинговым ходом.
Как бы то ни было, волшебники добились успеха. Они даже прихватили Дарвина в Плоский мир, чтобы познакомить с Богом Эволюции и дать полюбоваться на колёсных слонов. Публикация «Происхождения» утвердила соответствующее направление развития мира как единственно возможное. (Концепция Штанов Времени примерно в этом и заключается.) Круглый мир был в очередной раз спасён и отправился на полку собирать пыль…
Как вдруг…
Глава 1. Великие вещи
Рано или поздно каждый уважающий себя университет должен обзавестись Большой (а лучше Большой-Пребольшой) Штуковиной. Как выразился бы руководитель отдела Нерекомендуемо-прикладной магии Незримого Университета Думминг Тупс, это закон природы. Штуковина не может быть слишком большой или слишком маленькой. Кроме того, она определённо должна быть материальной.
Пожилые волшебники, не сводившие глаз с шоколадного печенья, разложенного на подносе, который внесла служанка, слушали с тем вниманием, которое только и можно ожидать от людей, внезапно поражённых острым приступом шоколадного голодания. Из тщательно написанной и прекрасно аргументированной речи Думминга Тупса выходило следующее: согласно подробным исследованиям Библиотечного Пространства (или, если по-простому, Б-пространства) оказывается, что отсутствие присутствия Большой-Пребольшой Штуковины – весьма прискорбный факт и даже более: неимение данного артефакта в академическом заведении, в котором слушатели имеют честь находиться в данный момент, автоматически превращает его в объект шуток и сардонических ухмылочек со стороны научного сообщества, которое со стыдом отказалось бы считать почтенных волшебников своими коллегами по цеху. Упоминание о сардонических ухмылках в данном случае вдвойне обидно, поскольку кто-кто, а учёные точно знают значение слова «сардонический».
Когда Тупс нанёс последний хорошо рассчитанный удар, Аркканцлер Наверн Чудакулли решительно завладел последним спорным шоколадным печеньицем, после чего произнёс:
– Так-так, Думминг, насколько я тебя знаю, а я уверен, что знаю тебя прекрасно, ты никогда бы не поставил передо мной вопрос, если бы в загашнике у тебя не было определённого решения. – Он прищурился. – Напротив, господин Тупс, на тебя было бы совершенно не похоже, если бы ты уже не подобрал кандидата в Большие-Пребольшие Штуковины. Что? Скажешь, я не прав?
Думминг не стал скромничать, а просто ответил:
– Что же, сэр, я знаю лишь одно: у нас, на факультете Высокоэнергетической магии, уверены, что данная вселенная предлагает нам множество загадок, которые можно и должно решить. Как говорится, неизвестность убивает, сэр! Ха-ха.
Думминг был доволен этим замечанием. Он тоже прекрасно знал своего Аркканцлера: тот обладал инстинктами бойца, причём бойца кулачного.
– Полагаю, мы просто не знаем, зачем существует третья производная слуда. Теоретически этот факт означает, что при рождении вселенной, в самую первую наносекунду её бытия, она начала двигаться назад во времени. Согласно эксперименту фон Флеймера получается, что мы рождаемся и умираем в одно и то же время. Ха-ха!
– Ну, да… Охотно верю, – мрачно пробурчал Чудакулли, косясь на коллег. Но поскольку прежде всего он являлся Аркканцлером, то добавил: – А разве там не о коте речь шла? Вроде как он живой и одновременно дохлый?
Думминг всегда с удовольствием поддерживал беседы на подобные темы:
– Совершенно верно, сэр! Однако, как позже выяснилось, речь шла о коте гипотетическом. В общем, ничего, что могло бы расстроить владельцев домашних зверюшек. От себя же добавлю, что теория эластичных струн оказалась просто ещё одной недоказанной гипотезой, такой же, как и пузырчатая теория смежных горизонтов, кстати.
– Действительно, – Чудакулли вздохнул. – Жалость какая, мне она так нравилась. Ладно, если за время своего краткого существования она обеспечила хлебом насущным хотя бы нескольких теоретиков, значит, её жизнь была не напрасна. Знаешь, мистер Тупс, на протяжении многих лет ты беседовал со мной о различных теориях, гипотезах и концепциях из мира естествознания. Только видишь какое дело, мне интересно… Нет, мне действительно интересно, не получилось ли так, что вселенная, будучи по природе своей живой и в каком-то определённом смысле разумной… Так вот, не пытается ли эта самая вселенная спрятаться от вашего жадного любопытства, толкая вас на всё новые интеллектуальные прорывы? Как бы дразнит вас?
Волшебники притихли. На мгновенье лицо Думминга обратилось в бронзовую маску, затем он произнёс:
– Блестящее предположение, Аркканцлер! Я восхищён. Всем известно, что Незримый Университет всегда готов с честью встретить любой вызов. С вашего позволения, сэр, я немедленно приступаю к составлению сметы. Безусловно, проект «Круглый мир» был только началом. Ответим же на вызов новым претендентом, проектом… «Челленджер». С его помощью мы постигнем фундаментальнейшие основы магии нашего мира!
И он стрелой бросился на факультет Высокоэнергетической магии, а по своим аэродинамическим характеристикам стрела является прямой противоположностью черепахи и к тому же имеет гораздо более удобную для полёта форму.
Было это шесть лет назад…
Лорд Витинари, тиран Анк-Морпорка, окинул взглядом Большую-Пребольшую Штуковину, которая, похоже, лишь тихонько гудела и ничего больше. Штуковина висела в воздухе, то появляясь, то исчезая. Витинари показалось, что выглядела она при этом несколько самодовольной – настоящее достижение для того, у кого нет лица.
В общем, она напоминала невнятный пузырь, сплетённый из магических формул, разных таинственных символов и хитрых загогулин, смысл которых, однако, совершенно ясен посвящённым. Патриций, по его собственному признанию, не являлся поклонником всяких технических штук, в особенности скрученных и к тому же гудящих. Как не был он и любителем неидентифицируемых каракулей. Он расценивал всё это как нечто, с чем нельзя договориться или переубедить. Повесить это тоже было нельзя, равно как и изощрённо пытать. Конечно, фраза «положение обязывает», как обычно в таких случаях, помогла. Однако те, кто хорошо знал Хэвлока Витинари, понимали, что его можно назвать каким угодно, только не «обязанным».
