Марина Дяченко - Трон
Господин попечитель был весел и благоухал одеколоном. Смеялся, обнажая белые зубы, катал малышек на плечах и затевал игры. Элиза водила какие-то хороводы, возилась с малолетками – не хотела оставаться в стороне и обращать на себя внимание. С ней охотно играли, будто только сейчас она стала одной из равных воспитанниц Трона. В конце концов она даже развеселилась, потому что даже одиночество приедается, а сегодня она, кажется, была не совсем одинока…
В общей сутолоке господин попечитель один раз потрепал ее по плечу. И дважды она ловила на себе его рассеянный доброжелательный взгляд…
После праздника у Даниэллы разболелся живот, и госпожа Кормилица, посоветовавшись с врачом, оставила ее на ночь в изоляторе. А это значило, что у Элизы наконец-то будет возможность как следует выспаться.
* * *Ей снилось, что она плетет ковер. Она никогда в жизни не занималась рукоделием – и потому было странно видеть бесконечное множество нитей, тянущихся откуда-то сверху, со станка. Нити переплетались, стягивались в узелки – а она расплетала их и связывала снова, и натруженные пальцы болели…
Вероятно, от этой боли она и проснулась. Не слышно было привычного сопения Даниэллы, лишь поскрипывала цикада за окном. Элиза не сразу сообразила, где находится. Перевела дыхание…
И мгновенно покрылась холодным потом. Прямо перед ее кроватью стоял мужчина. Его дыхание было неслышным – звон цикады все перекрывал. Но запах… Запах одеколона Элиза узнала сразу. Вероятно, у господина попечителя были ключи от всех дверей…
Элизе вспомнилось все, что она когда-либо слышала о маньяках и развратниках. Остров, пансион… и странный хозяин, наведывающийся сюда… Чтобы поиграть с девочками в мячик?!
Ее ночная сорочка прилипла к телу. Минута проходила за минутой; кровать Даниэллы пустовала, Девочки, которые спят за стенкой, могут услышать крик – но вот крикнуть как раз не получится. Пересохло в горле…
– Ты не спишь?
Совершенно спокойный голос. Как будто они беседуют у него кабинете, как будто нет этой душной ночи, тонкого одеяла, влажной ночной сорочки.
– Ты испугалась? Я не думал, что ты проснешься. Ты очень чутко спишь? Извини, больше не буду так делать. Я уже ушел… Спи.
Едва ощутимое движение воздуха. Господин попечитель вышел, прикрыв за собой дверь. Некоторое время она лежала, боясь пошелохнуться. А потом свернулась клубком и заплакала – от пережитого страха и от жалости к себе.
* * *На другой день несколько раз спрашивали о здоровье. Она сослалась на головную боль, послушно проглотила таблетку и пропустила урок математики. Зато Даниэлла покинула изолятор и чувствовала себя превосходно. Элиза хотела поговорить с ней о господине попечителе, но после первого же невнятного вопроса смутилась, покраснела и перевела разговор на другую тему.
Даниэлла расценила ее замешательство по-своему:
– Девчонки уже рассказали тебе?.. Не задирай нос, так быстро тебя не возьмут в игру. Подумаешь – мяч! Ты ведь не умеешь играть…
И в подтверждение своих слов она выдала серию ударов мячом о стенку – прямо, с поворотом, из-под локтя, через голову.
Элиза ничего не поняла, но у нее пропала всякая охота продолжать разговор.
* * *За ужином в столовой царило возбуждение. Девочки явились в лучших платьях, украсили себя кто как мог, они взахлеб болтали о какой-то игре.
Элиза ловила сочувствующие взгляды и почему-то вспоминала слова Даниэллы: «Подумаешь – мяч! Ты ведь не умеешь играть»
После чая никто не спешил расходиться. Девочки бродили по просторному холлу, перебрасывались мячиками, перемигивались, галдели. Часы у входа в особняк пробили восемь, когда в холл спустился господин попечитель, сопровождаемый Кормилицей. Элиза ждала нового всплеска эмоций – но девочки, наоборот, притихли.
Он прошел сквозь неровный строй расступавшихся перед ним воспитанниц. Кого-то коснулся, кого-то потрепал по щеке; у двери оглянулся, словно приглашая за собой. И они пошли. Странной безмолвной процессией, через темнеющий парк с его самшитом и кипарисами, мимо старинных фонтанов, к отдаленному двухэтажному павильону, в котором Элиза не бывала, потому что его двери были всегда заперты.
Кормилица отстала по дороге. Попечитель сам снял тяжелый замок и распахнул дверь, и изнутри повеяло странным запахом.
Синяя Борода… Мертвые дети… Запертый павильон, где складывают маленькие трупы… Кто-то хихикнул. Элиза вздрогнула; девочки бесстрашно одна за другой проходили в дверь. Элиза была последней. Попечитель осторожно положил ей на плечо четырехпалую руку:
– Погоди…
«Скорее всего, тебя не возьмут сегодня в игру». Сейчас он скажет – пойди погуляй, и Элиза испытает скорее облегчение, нежели разочарование…
– Видишь ступеньки?
Она увидела. Лестница вилась спиралью и так обросла плющом, что издали ее можно было принять за древесный ствол.
– Поднимайся… Там окошко. Просто смотри.
* * *Один раз она чуть не свалилась. Сгущались сумерки, ступеньки далеко отстояли друг от друга, а цепкий плющ приходилось порой рвать. Сцепив зубы, Элиза забралась на верхнюю площадку. Окошко было без стекла. Трухлявая рама поросла мхом; подавшись вперед, Элиза не без содрогания заглянула внутрь. Там был бальный зал. Во всяком случае, в ее представлении бальный зал должен выглядеть именно так – блестящий паркет и много-много светильников, правда, не очень ярких. И четыре десятка девочек от восьми до шестнадцати лет, все разодетые как на праздник.
Они стояли вдоль стен – молчаливые и сосредоточенные. И каждая держала в руке мячик.
Элиза ждала.
Четыре десятка мячиков ударились о пол. Нестройно забубнили голоса:
– Я… знаю… я… пять… знаю… имен… пять… девочек… имен… знаю…
Они играли. Каждая сама по себе – и все вместе, играли, повинуясь неизвестным Элизе правилам. Мячики летали, ударяясь о стены, никогда не сталкиваясь, не падая из рук – Элиза задержала дыхание. Это можно показывать в цирке…
Они танцевали; даже Даниэлла казалась тоньше и грациознее, чем обычно:
– Виолетта! Раз! Роза! Два! Мария! Три!..
– Я… знаю… пять… названий… кораблей… «Самум»! Раз! «Кречет»! Два! «Легенда»! Три!..
– Я… знаю… пять… названий… рек…
– Я… знаю…
Мячики били о пол и о стены, аккомпанировали танцу, невиданный хоровод отражался в зеркальном паркете, а фонари, горевшие вполнакала, теперь разгорались все ярче и ярче, заливали зал светом. Элиза навалилась животом на раму, рискуя свалиться в зал.
– Играем! – голос господина попечителя легко перекрыл сорок девчоночьих голосов. – Играем! Раз! Два! Три! Четыре! Пять!
