Катарина Керр - Дни изгнания
– Для нас большая честь посетить вас, великий лорд, но вы должны простить нас за вторжение во время траура.
– Траура? – гвербрет озадаченно нахмурился.
– Да, ведь когда мы отправились в плавание, ваша светлость, ваш батюшка, старший лорд Родри из Аберуина, был еще жив.
Гверберт разразился смехом, одновременно приказав жестом, чтобы они поднялись с колен и вновь сели за стол.
– Я полагаю, ты никогда не видел меня раньше, добрый купец. Я правлю здесь вот уже тридцать лет, а отроду мне пятьдесят четыре. Я не насмехаюсь над тобой. – Он рассеянно поглядел в сторону, и внезапно глаза его потемнели от печали. – О, нет, никаких насмешек.
Забыв об этикете, Лондало уставился на него. Нет и следа седины в волосах гвербрета, нет морщин на его лице – как ему может быть пятьдесят четыре года? Тут гвербрет вновь повернулся к нему с солнечной улыбкой.
– Впрочем, это неважно. Что привело тебя ко мне, добрый сэр?
Лондало прокашлялся, готовясь к разговору о самой важной сделке – обмене зерна Элдиса на предметы роскоши из Бардека. Но не успел он сказать и слова, как Родри наклонился вперед, рассматривая что-то.
– Клянусь богами, это же серебряный кинжал! Эфес с набалдашниками!
– Это он и есть, ваша светлость. – Мысленно Лондало еще раз обругал себя за то, что притащил сюда эту проклятую вещь. – Видите ли, я купил его много лет назад на островах и храню, потому что… в общем, это долгая история.
– На островах? Позвольте взглянуть на него поближе, добрый купец, если это нетрудно.
– Разумеется, ваша светлость.
Родри взял кинжал, долго рассматривал сокола, выгравированного на лезвии, и наконец расхохотался.
– Вы знаете, что он принадлежал мне? Очень, очень давно. У меня его украли, когда я был на островах.
– Что вы? В самом деле? В таком случае, ваша светлость, вы просто обязаны получить его назад! Я настаиваю, нет, в самом деле.
Позже вечером, когда договор был подписан и купец уехал, в большой зале Аберуина наступила тишина – воины отправились объезжать лошадей. Обычно Родри уезжал с ними, но сегодня он задержался за почетным столом, думая о странных изгибах судьбы; о совпадениях, как ему казалось, вернувших к нему серебряный кинжал.
Несколько служанок вытирали столы; несколько грумов сидели у порога, играя в кости, несколько собак, похрапывая, лежали на соломе. Чуть позже к Родри присоединился старший сын. Трудно было поверить, что парень вырос, что у него двое своих сыновей, что он владеет даном Гвербин. Родри помнил, как счастлив он был, когда у него родился наследник, как сильно он любил паренька и как сильно Каллин любил его. Было больно думать, что его первенец начинает ненавидеть отца, потому что тот не хочет стареть и умирать. Нет, Каллин не сказал об этом ни слова, но между ними нарастала холодность, и все чаще Родри замечал, что сын смотрит на атрибуты гвербрета – знамя с драконом и церемониальный меч правосудия – с удивительной жадностью. Родри не выдержал и нарушил молчание.
– У тебя в поместье все спокойно?
– Да, отец. Поэтому я и решил навестить тебя.
Родри улыбнулся и подумал, не приехал ли сын в надежде обнаружить отца заболевшим. Каллин был честолюбив, таким его вырастил Родри. С того времени, как сын начал говорить, Родри готовил его к тому, что он будет править самым обширным гвербретрином во всем Аберуине, учил его правильно использовать богатства, которые приносила им все расширяющаяся торговля с Бардеком. Сам он унаследовал ран почти случайно и хорошо помнил чувство паники, когда утопал в мелочах на первом году правления, поэтому не мог позволить своему сыну остаться без этих знаний.
– Странно, что кинжал вернулся домой, отец.
– Это верно. – Родри взял кинжал со стола и протянул его сыну. – Видишь сокола на лезвии? Это символ человека, в чью честь тебя назвали.
– А, да – он рассказывал мне свою историю. Я имею в виду, как он когда-то был «серебряным кинжалом». Боги, я до сих пор скучаю по Каллину из Кермора, а ведь он умер так давно!
– Мне тоже его не хватает. Знаешь, я, наверное, снова буду носить его кинжал, в память о нем.
– Что ты, отец, ты не можешь так сделать! Это позорно!
– В самом деле? И кто осмелится посмеяться надо мной?
Повисла неприятная тишина. Каллин смотрел в сторону, будто любое упоминание о социальном положении могло отравить самое невинное удовольствие. Со вздохом положил он кинжал на место и взял в руки свою высокую пивную кружку.
– Мы могли бы сыграть в карноик, – сказал Родри.
– Давай. – Каллин улыбнулся отцу, и в его темно-синих глазах засветилась прежняя любовь. – Сегодня слишком сыро, чтобы ехать на охоту.
Они играли уже в третий раз, когда вошла леди Эйса, жена Родри. Она села молча, почти робко, слегка улыбаясь сыну. К сорока семи годам она стала весьма дородной, в ее каштановых волосах пробивалась седина, а вокруг рта появились морщины. Хотя поженились они по политическим мотивам, и первые годы брака были несчастливыми, со временем Родри и Эйса приспособились друг к другу. Он был по-своему привязан к ней и благодарен за то, что она подарила ему четверых крепких наследников для Аберуина.
– Если моя госпожа пожелает, – сказал Родри, – мы прекратим игру.
– Не нужно, господин мой. Я посмотрю.
Все же по молчаливому согласию они закончили игру и убрали ее. Эйса так редко просила у них о чем-нибудь, что они были готовы пойти ради нее на любые мелкие уступки. День проходил в коротких разговорах о делах вассалов в поместье, а Родри пил все больше и больше и говорил все меньше и меньше. Жара, долгие паузы, предсказуемость кратких высказываний жены давили на него все сильнее, и наконец он встал и вышел. Никто не осмелился задать ему вопрос или последовать за ним.
Его комната находилась на третьем этаже броха, богато обставленная, с коврами из Бардека на полу и стеклами в окнах, мягкими креслами у очага и пятью очень красивыми мечами на стене. Родри распахнул окно и облокотился на подоконник, разглядывая внутренний двор и сад, где в мраморном фонтане резвился дракон Аберуина. Через лужайку неторопливо шел слуга; больше ничего не двигалось. На мгновение Родри показалось, что он не может дышать. С проклятием, больше похожим на рыдание, встряхнул он головой и отвернулся.
Более тридцати лет удерживал он власть, и по большей части ему это нравилось: он любил атрибуты и блеск своего высокого положения, могущество, которым он обладал в Суде Справедливости и на поле битвы, незаметную со стороны, но огромную власть, которую он увеличивал, интригуя при дворе Верховного Короля. Обернувшись назад, он мог точно припомнить, когда эта любовь превратилась в озлобление. Он находился в королевском дворце в дане Дэверри, и, когда зашел в огромный зал, управляющий, разумеется, объявил о его появлении. Услышав слова «Родри, гвербрет Аберуина», все аристократы обернулись, чтобы посмотреть на него: одни потому, что завидовали фавориту короля, другие – пытаясь просчитать, что его присутствие может изменить в их жизнях, третьи просто потому, что им интересно было посмотреть на такого могущественного человека. В ответ он не ощутил ничего, кроме раздражения: они таращились на него, как на двухголового теленка на ярмарке. И с того дня два года назад Родри начал задумываться, когда же он, наконец, умрет, чтобы избавиться от всего, что когда-то любил, когда он сможет, наконец, стать по-настоящему свободным.
