Елена Федина - Королева воскресла!
После смерти она лежала тихая, жутковато-красивая, никому не нужная, всеми презираемая, только Зарих скорбно стоял над ней, да я бессильно рыдала на сияющем паркетном полу, и не столько от жалости к ней, сколько к себе самой.
Зарих постоял какое-то время в раздумье, потом опустился рядом со мной на корточки, взял меня за руки, а я, вздрагивая и всхлипывая, старалась отвернуться и спрятать от него свое мокрое, красное, в конец обезображенное слезами лицо.
— Что случилось, Жанет?
Я только заскулила, словно побитая собака, нос мой неожиданно уткнулся в душистый батистовый платок, и я зарылась в него лицом как в полотенце.
— Кто тебя обидел? О, Боже! Ты, видно, собралась пол слезами вымыть!.. Так кто тебя обидел?
Я только мотала головой.
— Ты… ты что-нибудь знаешь? Что тут случилось, пока меня не было?
— Нет, нет, я ничего не знаю… Почему-то все считают, что я должна что-то знать! А мне просто страшно! Потому что я ничего не понимаю!
— И много тут… непонятного?
Зарих посмотрел на меня так серьезно, что все мои слезы в миг пересохли, и я даже забыла, что надо прятать свое безобразное лицо, которое наверняка пошло пятнами и распухло. Я смотрела на него как заговоренная и моргала глазами.
Мне показалось, что я что-то поняла, и я чуть было не рассказала Зариху про предсмертный бред королевы, но нам помешал возмущенный женский вопль. В дверях стояла Юлиана Тиманская. Одна. В гневе.
— Что я вижу! — почти выкрикнула она, — эта дрянь еще здесь, и ты утираешь ей сопли?!
— Не кричи, — сказал Зарих, поднимаясь, — ты здесь пока еще не хозяйка.
— Ах, вот как… — она сжала маленькие смуглые руки в кулачки, губы ее задрожали, глаза сощурились, но возражать она не стала — лучше бы ты унял своего братца!
— Уйму.
— Надеюсь, тебе уже сообщили, что похороны завтра утром?
— Не успели. Я счастлив услышать это именно от тебя.
Чего только попусту не болтают во дворце! Мне рассказывали, что когда-то Юлиана Тиманская жила при дворе и собиралась выйти замуж за наследника престола, принца Антуана, то есть была без пяти минут королевой, и Мария-Виктория относилась к ней весьма благосклонно. Потом, якобы, у нее был роман с Зарихом, а королева узнала об этом, пришла в ярость и выпроводила Юлиану из дворца. И какая была ей разница, за которого сына ее выдавать: за старшего или за младшего?
Я мало верила в эту историю, особенно сейчас, когда увидела, как они разговаривают. Никому бы и в голову не пришло, что эти люди любят друг друга или когда-то любили. Скорее, они друг друга ненавидели!
— Где ты был целый месяц?
— В Алонсе.
— Зачем?
— Тебе это так интересно?
— Кого ты искал там?!
— Ах, вот так даже?.. Хорошо, я скажу. Алигьери. Я искал Алигьери.
— Ты опоздал.
— Я знаю.
— Ты успел только на похороны!
Зарих подошел к ней совсем близко, медленно взял ее рукой за лебединую шейку, то ли ласкал, то ли хотел задушить. Она почему-то не вырывалась, а наоборот обмякла вся и зажмурилась. Я прозрела! Я поняла, что она безумно любит его, жадно, зло, по-звериному! И он это прекрасно знает.
Он ставил ее на колени. Медленно и напряженно. Она опускалась как во сне, не открывая глаз.
— Вот так, — сказал он мрачно.
— Ты сам виноват во всем, — проговорила Юлиана.
Я догадалась, что она сделала Зариху какую-то подлость, назло или в отместку, но сейчас мне ее было даже жалко! Так преданно она перед ним согнулась, так покорно сгорбились ее плечи, и так роскошно лежали на этих плечах пышные бронзовые волосы, что хотелось поднять ее, встряхнуть, обнять и все простить. Я вдруг перестала ее бояться! Эта надменная герцогиня и не подозревала, что мы с ней подруги по несчастью!
Зарих стоял молча. Потом она ушла. Стремительно встала и стремительно вышла. Черное платье очень красиво облегало ее хрупкую, стройную фигуру, волосы развевались и сверкали как языки пламени. Прекрасная, точеная, ненаглядная! С бархатной кожей и нежно-голубыми глазами, с руками, гибкими как стебли, и ногтями, похожими на лепестки цветка.
Как я любила смотреть на нее в щелку приоткрытой двери, когда она наведывалась к королеве! Да и не только я. Все горничные прилипали к дверям, толкая друг друга, пока нас не разгонял кто-нибудь из стражников. Потом целую неделю обсуждали, какое было на ней платье, какое колье и серьги…
Я бы на месте Зариха влюбилась в нее без памяти!
— Ты успокоилась? — он повернулся ко мне, лицо было непривычно суровое, но голос мягкий.
Я все еще сидела на паркете с носовым платком в руке.
— Да, спасибо…
— Эх ты, лягушонок!
Я встала, протягивая ему платок, он не взял.
— Ваше высочество, можно я вам что-то скажу?
— Да ради бога, — усмехнулся Зарих.
— Их две, — прошептала я.
— Кого две? — он сдвинул брови.
— Королевы, — сказала я еще тише.
— Что за бред, лягушонок? Ты хочешь сказать, что у меня две матери?
— Я не знаю, но понимаете…
— Вот что! — Зарих взял меня за плечи и улыбнулся, — зайди ко мне через час, и все расскажешь. Я велю, чтобы тебя пропустили. Через час, не раньше. Я еще не умывался с дороги, да и братца надо успокоить.
— Ваше высочество…
— Ну что?
— Кто такой Алигьери?
Он щелкнул меня по носу, не больно и вполне заслуженно. Я просто обнаглела, но уж слишком знакомым показалось мне это имя. Оно было связано с какой-то тоской и страхом, но большего я припомнить не могла.
— Много будешь знать.
Я густо покраснела и поспешно выскочила из зала.
Из окна я видела, как Зарих подошел к принцу Антуану, что-то шепнул, положил ему руку на плечо и увел с собой. Вслед за ними поплелась и вся пьяная свита. И сразу стало тихо! Так быстро, так просто! Господи, как хорошо, что он приехал!
**********************************************************
************************
— Это тропа в приют Святого Робина?
— Да.
— А где же мост?
— Моста нет, только брод.
Он стоял по ту сторону ручья, у него был серый в яблоках конь, серый пыльный плащ и мокрая от пота белая рубашка. Это было год назад, тем самым жарким, просто звенящим от зноя летом. Я еще удивилась, что этот одинокий путник почти не вооружен в такие неспокойные времена: только легкий меч и кинжал за поясом. Он не показался мне тогда особенно красивым, понравилась только его открытая улыбка, так улыбаться мог только молодой, счастливый и, в общем-то, беззаботный человек. Но я ошиблась, забота у него была.
— А где брод?
— Идите, не бойтесь. Здесь по колено.
Он умудрился провалиться по пояс. Я в ужасе сжала руками простыню, которую полоскала, но он только рассмеялся. Потом сел выливать воду из сапог.
