Диана Удовиченко - История бастарда. Реквием по империи
Глубокая лужа смягчила удар об землю, но и этого мне хватило, чтобы потерять последние силы. Глаза закрылись сами собой, и я погрузился то ли в глубокий сон, то ли в полуобморок. Краешком ускользающего сознания понял, что меня поднимают и куда-то несут. Сквозь толщу дурманящей пелены, мягким одеялом окутавшей разум, я улавливал слова Лютого:
— Извини, брат, не сразу сообразил, что делать. Никак не могу привыкнуть к этим своим новым способностям. Ничего, главное, выбрались, спасибо моей гадской бабушке…
Потом меня уложили на что-то твердое, и мир вокруг перестал существовать…
— Просыпайся, лейтенант!
Просыпаться я не желал. О чем заявил совершенно безапелляционно, послав говорившего по сложному, извилистому маршруту до самого мрака. После чего перевернулся на другой бок, намереваясь отдыхать столько, сколько захочется. Не тут-то было: на плечо легла могучая длань, встряхнула меня, а в ухо проорали:
— Подъем, лейтенант! Хватит ночевать!!!
Я вскочил, вслух давая нелестные характеристики разбудившему меня сыну гор, призывая на его голову всевозможные кары лужьи.
— Раз так ругаешься, значит, жить будешь, — раздался над головой насмешливый голос Ома. — Идти-то сможешь?
Я протер глаза. Передо мной стояли Лютый и мастер Триммлер, державшие какие-то узелки. Вид у обоих был неважный: грязные, уставшие, измученные. Лицо и одежду Лютого покрывали пятна сажи, волосы слиплись и висели неопрятными сосульками. Гном выглядел постаревшим на добрый десяток лет: под глазами залегли тени, резче обозначились носогубные складки, уголки губ скорбно опустились. Верхние пуговицы на камзоле вырваны с мясом, истерзанная рубаха под ним расходилась, открывая тугую, с проступающими пятнами крови, повязку на груди. На лбу мастера Триммлера наливался огромный черный желвак, кожа на котором была рассечена. И еще что-то в его лице было не так, только я не мог сообразить, что именно.
— Ты сможешь идти? — повторил Лютый.
Я встал, пошевелил руками, потянулся, переступил с ноги на ногу, даже сделал пару приседаний, после чего заключил:
— Смогу.
Два обращенных ко мне пристальных взгляда просветлели, угрюмые лица на миг осветились радостью.
— Слава Лугу, хоть с лейтенантом все в порядке, — выдохнул гном.
Чувствовал я себя вполне нормально, только вот желудок болезненно сжимался от сильного голода. Для поддержания энергии требовалась пища. Много пищи… Едва подумав о еде, я ощутил легкое головокружение. Ом понимающе кивнул:
— На вот, мы принесли…
Брат поставил на каменную плиту, служившую мне постелью, матерчатый узелок, развернул его. Внутри оказалась краюха хлеба, аппетитный ломоть копченого мяса, несколько луковиц и бутыль вина.
— Ешь.
Я не заставил его повторять дважды и принялся истово набивать рот. Утолив первый голод, вспомнил о приличиях:
— А вы?
— Мы сыты.
— Вернее, кусок в горло не идет, — мрачно проговорил мастер Триммлер. — А вот вина я бы глотнул. За твое чудесное избавление.
Я пустил по кругу бутыль с кислым розовым напитком и завертел головой, пытаясь понять, где же мы находимся. Мысли путались, я все еще не совсем понимал, как здесь оказался и не мог толком вспомнить, что этому предшествовало. Маленькое, не больше пяти шагов в длину и пяти в ширину, низкое полутемное помещение без окон. Свет попадал в него через круглое отверстие в потолке. Стены и пол были сложены из прямоугольных цельных кусков серого мрамора. Никакой мебели в странном помещении не имелось — лишь накрытый каменной плитой предмет, напоминавший…
— Ну да, это склеп в часовне благочестивой Мартины, — невозмутимо сказал Лютый. — А спал ты на ее мощах.
Я едва не подавился последним куском мяса и поспешно соскочил с места упокоения добродетельной жрицы. Не то чтобы я был так уж богобоязнен, но негоже нарушать уединение мертвых…
— Да не суетись ты! — усмехнулся Ом. — Ни одного здания вокруг храма Ат-таны не уцелело, здешняя часовня — и та разрушена. А внизу, в склепе, тихо и сухо. Я сдвинул плиту и спустил тебя сюда. Тебе нужен был отдых, а Мартина простит.
— Да уж, по сравнению с тем, что творится наверху, здесь просто благодать, — вздохнул гном.
Вдруг память, вернувшись, в одно мгновение обрушила на меня весь кошмар того дня. Перед мысленным взором замелькали картины: храм Ат-таны… нарядная толпа, предвкушающая праздничное угощение… торжественная служба… пляшущий безумный Вериллий… убегающие люди… жестокая схватка… разрушенные здания, разорванные тела… и наконец, Лютый, хладнокровно нажимающий на крючок арбалета. Я схватился за голову, скорчился в приступе то ли душевной, то ли физической боли, простонал одно слово:
— Дарианна?
— Думаю, жива, — ответил брат. — Как только ты приказал освободить храм, я вывел ее и Копыла и усадил в карету. Вадиус сказал, что вывезет императрицу через Южные ворота.
Сунув руку под влажную, воняющую тиной и пропитанную грязью, рубаху, я извлек два медальона. Один, с гербом рода Марслейн, убрал обратно, второй — кружок из черного дерева — поднес к губам и прошептал слова активации.
— Вадиус, Дарианна. Кто-нибудь, ответьте!
Связующий амулет безмолвствовал. Я пробовал снова и снова, шептал, орал, повторял имя любимой, умолял откликнуться — тщетно.
— Рик. Послушай, Рик, — на плечо опустилась рука Лютого. Я отмахнулся, продолжая свои бесплодные попытки.
— Рик, да очнись же ты! — рассвирепел Ом, стукая меня по затылку. — Скорее всего, амулеты не действуют. То ли испортились из-за нашего купания в грязи, то ли не выдержали воздействия бездны. Но мой тоже не работает.
— А дядя Ге? — спросил я брата. — Дрианн, Лилла… лорд Феррли?
Лютый печально покачал головой:
— Не знаю, Рик. Ты проспал почти сутки. Я оставил тебя здесь и хотел отыскать их, но времени не было. Надо было помогать разбирать завалы.
— Охо-хо, — старчески вздохнул мастер Триммлер. — Давайте выбираться отсюда, ребятушки. Чего в яме-то сидеть? А там, глядишь, и ее величество найдется, и все остальные, спаси их Луг. На-ка вот, лейтенант, обувай.
Он извлек из своего узла сапоги. Лютый встал на каменный гроб благочестивой Мартины, схватился за края отверстия в потолке, подтянулся на руках и вылез. Следом, обувшись, мысленно попросив у жрицы прощения за вторжение и поблагодарив за приют, выкарабкался я. Низкорослый гном долго топтался, сопел, подскакивал, но никак не мог дотянуться до отверстия. В конце концов Ом спустил к нему пару толстых корней, которые и вытащили сына гор из склепа.
Оказавшись на поверхности, я огляделся и даже не сразу понял, где нахожусь. Город лежал в руинах. Руины были повсюду, насколько мог охватить взгляд. Разрушенные до фундамента здания. Черные пепелища. Валяющиеся прямо на улице мертвые тела — расплющенные, разорванные, лишенные рук, ног, голов, скрученные, словно тряпичные куклы, замершие в изломанных позах. Их было много. Очень много. Собаки, воющие на обломках того, что недавно было домами. Трупы, трупы, трупы…
