Дарья Иорданская - Господин горных дорог
Григор в эту ночь не трогал ее, можно было бы отдохнуть, но сон как назло не шел. А стоило забыться на несколько минут, начинались кошмары. Уже под утро пригрезилось огромное маковое поле, а посреди него - страшное пугало с головой-тыквой. Оно покачивалось на ветру, скрипя, и глаза у него горели, как уголья. И вдруг оно завращало глазами и взревело: "Какова мать, такова и дочь!". Кела подскочила, вытирая с лица пот. Было еще темно, и Григор крепко спал, свернувшись под одеялом калачиком. Черты его лица заострились, как у покойника, отчего Келе стало страшно. Она коснулась щеки мужа, чтобы убедиться, что он живой и настоящий, а не подменок-чурбан. Хотя, он и так чурбан.
Прикосновение разбудило Григора, и он удивленно заморгал.
- Ты чего? Что тебя напугало?
Неужели он так хорошо видит в темноте? Или просто угадал в ее действиях страх, а не, скажем, похоть? Кела быстро отдернула руку и отодвинулась.
- Мне приснился дурной сон. Просто хотела убедиться, что ты жив. Что не покойник.
- Разве ты не этого хочешь, а, жена? - усмехнулся Григор.
- Вовсе нет, - Кела надулась и поспешила отвернуться.
На плечо ей легла привычно холодная узкая ладонь, мягко пожимая, и Григор прошептал в самое ухо:
- Сны, это сущие пустяки. Вот маковое поле, скажем, к дождю. А тыквенная голова - к граду по числу семечек.
Проваливаясь во внезапно надавивший на глаза сон, Кела еще успела удивиться, - почему муж говорит именно о маковом поле?
Зажигать последний костер ходили только мужчины, женщины же оставались в деревне, готовить праздничный ужин: тыквенную кашу, маленькие плетеные хлебцы и особенную осеннюю похлебку. Дождь шел с рассвета, путь в горах стал особенно опасен, и к вечеру Кела убедилась - она до смерти боится. Предчувствие мучило ее, и Кела почти побежала к старухе Летце, но заставила себя успокоиться. Маковое поле к дождю сниться, это точно.
Мужики вернулись за полночь, и тянуло от них каким-то показушным горем, за которым скрывалось веселье. Первым делом они подошли к дому Келы и буквально бухнулись ей в ноги.
Григор не удержался на особенно опасном переходе и сорвался в ущелье. Даже тело не смогли загоржане принести бедной вдове.
Ноги Келы подкосились, и она не сразу поняла, что, задыхаясь, безудержно и беззвучно рыдает.
Примечания:
* Хветродуй-младшой (народн.), октябрин (офиц.) - название месяца, приблизительно соответствующего нашему октябрю.
* Седмица - здесь - седьмой день недели. Иногда употребляется для названия всей недели
* Господин горных дорог - дух, хозяин гор, зимой выезжающий со свитой призраков. По преданию куритских горцев только с его помощью можно находить безопасные тропки в горах
* Вторица - второй день недели
* Болотный закликуша - нечисть, которая по поверьям куритцев проживает в болотах. У них очень длинные цепкие пальцы, позволяющие держаться за тончайшие былинки. Завлекает в топь путников
* Дикая охота - сонмище призраков, выезжающее зимой. Здесь - под предводительством Господина горных дорог
2. Мертвец
Это просто лунный свет,
никакой защиты нет,
в сердце - пламенный рубец,
ты уже мертвец.
А. Сапков
Хветродуй-старшой* был месяцем дождливым и ветреным. Согнав овец и немногочисленных коров в хлевы, укрыв лозу дерюгой и соломой, загоржане попрятались по домам. Женщины пряли и ткали, а мужчины правили затупившиеся за лето косы, слетавшие с топорищ колуны и беззубые грабли. Кела, так же как и много лет подряд, занималась привычным делом, нить, не смотри ни на что, была тонкой и ровной. По мужу она не плакала, причин не было, но камень на душе лежал. Что-то во всем происходящем было странное, неправильное.
В ту ночь разыгралась последняя, должно быть, гроза. Кела отложила кудель, затушила лампу и пораньше легла спать. Ее разбудил жуткий грохот, словно молния угодила прямиком в крышу. Кела поспешно сбросила одеяло и увидела Григора. Он сидел на краю стола в той же одежде, в которой ушел на праздник в горы, только вышивка на рукавах и у ворота исчезла, словно ее смыло. Призрак не проявлял враждебности, сидел и болтал ногой в воздухе.
- Всякое дыхание славит господа, - осторожно шепнула Кела.
- И я хвалю, - согласился призрак.*
- Почему тебе на том свете не сидится?
- Неудобная могила, молодая жена, - усмехнулся Григор.
Кела, испугавшись, осенила себя крестным знамением, не произведшим особого впечатления на мертвеца.
- Вы здесь неискренние такие, - пожаловался он. - Обещали обогреть до весны, а сами загубили. И жена моя мне не рада.
Кела набрала полные горсти сушащегося на печи шиповника и расправила плечи.
- С чего мне радоваться? Меня насильно замуж выдали, да и добрым мужем ты не был.
Мертвец спрыгнул со стола и сделал несколько шагов к печи.
- Так никогда не поздно начать...
Кела швырнула в него горсть сморщенных ягод и зажмурилась. Когда она открыла глаза, мертвец пропал. До утра Кела тряслась на печи, при каждом шорохе крепче сжимая шиповник. Наутро оказалось, что четыре прогнившие половые доски заменены на новые. На следующую ночь мертвец подправил и побелил печь, после чего взялся за фундамент перекошенного дома. Перемены пугали Келу и вызывали пересуды в деревне. Все чаще, вполне справедливо, поговаривало о бесовщине.
На вторую неделю Кела не выдержала, слезла с печи, где обычно пряталась под одеялом, и велела призраку появиться. Григор, закатав рукава, стоял у окна со стамеской в руке. На лице был написан вежливый интерес.
- Зачем ты это делаешь? - спросила Кела.
Мертвец широко улыбнулся.
- Я оставил молодую жену без поддержки. Я должен помочь.
- А что потом? Утащишь меня за собой?
Улыбка призрака сделалась невеселой.
- Мой теперешний дом тесноват для двоих.
И мертвец отвернулся, продолжив менять окно. За прошедшее время дом стал чище и аккуратнее, и Кела была почти благодарна мертвому мужу, но страх неизменно оказывался сильнее. Перед рассветом Григор насмешливо раскланялся, шагнул за порог и пропал.
Летца заявилась в дом наутро. Потопталась на новых половицах, ковырнула ногтем печь, после чего уселась на стол и достала свои кости.
