Джон Толкиен - Возвращение государя
С изумлением и восторгом созерцал Пиппин великий каменный город, какого прежде не мог себе и представить. Даже Айсенгард не сравнился бы с ним прочностью укреплений и уж тем более красотой. Однако то здесь, то там проглядывали признаки упадка, Минас-Тирит пустел, в городе жили вдвое меньше людей, чем он мог вместить. По обеим сторонам дороги высились прекрасные здания, роскошные дворцы, украшенные гербами и девизами своих бывших владельцев, но на улицах не попадалось прохожих и даже любопытные детишки не выглядывали из окон.
Прошло немало времени, прежде чем они одолели весь путь и приблизились к Седьмым Воротам. Солнце, то самое, которое в этот час освещало путь Фродо по лугам Итилиэна, озарило гладкие стены, могучие колонны и высокую арку с замковым камнем, высеченным в виде головы, увенчанной короной. Всадников в цитадель не допускали, поэтому магу и Пиппину пришлось спешиться. Повинуясь ласковой просьбе Гэндальфа, Светозар позволил увести себя в стойло.
Стражи носили черное платье с серебряным шитьем на груди — изображением белого дерева под сенью короны и звезд. То был герб наследников Элендила, и ныне во всем Гондоре этот символ использовали лишь стражи цитадели. Головы стражей покрывали необычайной формы шлемы — высокие, с длинными, до щек, пластинами и крыльями морской чайки по бокам. Шлемы пламенели серебром, ибо были сработаны из мифрила, наследия славы былых времен.
Видимо, весть о прибытии спутников уже достигла цитадели: их пропустили молча, не задав ни единого вопроса. Они вступили на вымощенный белым плитняком двор, в центре которого зеленела трава, плескался, искрясь на солнце, фонтан, а рядом, склонившись над чашей, стояло мертвое, иссохшее дерево, и капли воды стекали с его поникших голых ветвей, как слезы.
Пиппин подивился было, с чего бы это старую корягу оставили торчать в таком прекрасном месте, но ему вспомнились слышанные от Гэндальфа слова — что-то насчет Семи Звезд, Семи Камней и белого дерева. Он повернулся к магу, чтобы задать вопрос, но они уже вступили под своды дворца, и Гэндальф заговорил первым.
— Следи за языком, Перегрин, — тихо промолвил он. — Здесь не место для хоббитской похвальбы. Тейоден добр, а вот Дэнетор человек совсем иного склада. Он гораздо могущественнее и знатнее, хотя и не король, а только Наместник. Проницательность его под стать гордости, а та весьма велика. Расспрашивать он будет по большей части тебя, ты ведь можешь поведать ему о Боромире. Правитель очень любил сына, может быть, даже слишком сильно. Тот мало походил на отца, но это лишь укрепляло отцовскую любовь. И помни: как бы Дэнетор ни страдал, как бы ни был безутешен, он наверняка попытается разузнать у тебя то, что ему не вытянуть из меня. Ни слова о Фродо и его поручении! Да и насчет Арагорна лучше помалкивать.
— Насчет Бродяжника? — удивился Пиппин. — А с ним-то что не так? Он ведь все равно сюда собирался и скоро, наверное, будет.
— Может быть, может быть… — задумчиво пробормотал маг. — Но его появление будет здесь неожиданностью для всех, даже для Дэнетора. И так, по моему разумению, лучше. Я, во всяком случае, никого предупреждать не собираюсь, — они уже подошли к высокой двери. — У меня нет времени наставлять тебя в истории Гондора, тем паче ты сам должен был изучить ее в малолетстве, чем шалопайствовать да по чужим садам лазить. Сделай, как я прошу, вот и все. Не очень-то разумно сообщать могущественному правителю о гибели наследника и о скором прибытии претендента на престол.
— Как претендента? — охнул Пиппин. — Это что же?..
— Да уж то! — проворчал маг. — Коли ты все это время то ли спал, то ли уши заткнул, так хоть сейчас пораскинь умишком, — с этими словами Гэндальф постучал.
Дверь распахнулась мгновенно и беззвучно, словно сама собой. За ней открывался огромный зал, из окон в широких нефах по обе стороны струился свет. Своды поддерживали два ряда колонн черного мрамора с капителями, украшенными причудливыми резными изображениями животных и растений. Высоко вверху поблескивал позолотой и самоцветами потолок. Здесь не было места ни занавесям, ни гобеленам, ни резному дереву — только холодный камень. Пиппин с трепетом взирал на застывшие между колоннами величественные изваяния давно усопших королей, которые напоминали ему каменных стражей Аргоната. В дальнем конце зала на ступенчатом возвышении стоял высокий трон под навесом в виде увенчанного короной шлема. За ним, на стене, поблескивало выложенное драгоценными каменьями изображение цветущего дерева. Трон был пуст. У его подножия, в установленном на широкой ступени простом, без резьбы, черном каменном кресле сидел старик и держал в руке белый жезл с золотым навершием. Он рассматривал что-то у себя на коленях и не поднял глаз на вошедших.
Гэндальф и Пиппин приблизились и остановились в трех шагах от кресла.
— Приветствую Дэнетора, сына Эктелиона, правителя и наместника Минас-Тирита, — торжественно произнес маг. — В сей мрачный час я явился к тебе с вестями и советом.
Старец поднял наконец взгляд, и Пиппин увидел словно вырезанное из кости лицо. Длинный, с горбинкой нос и темные, глубоко посаженные глаза напомнили ему не столько Боромира, сколько Арагорна.
— Час воистину мрачен, — отозвался Дэнетор. — Но именно в такие времена мы привыкли видеть Митрандира. Знамения предвещают Гондору скорую погибель. Горько думать о грядущих утратах, но свою главную утрату я уже понес. Мне доложили, что ты приведешь с собой того, кто видел гибель моего сына. Это он?
— Он, — ответил Гэндальф. — Их было двое. Другой сейчас у Тейодена Роханского и, возможно, явится позднее. Оба хафлинги, но ни один из них не тот, о котором говорило пророчество.
— Хафлинги, — угрюмо промолвил старик. — Полуростки… Вовек бы не слышать мне этого слова! Оно внесло смятение в наши умы и увлекло Боромира в это безумное путешествие, навстречу безвременному концу. Боромир, мой Боромир, как же нужен ты нам сейчас! Нет чтобы пойти Фарамиру…
— Фарамир вызывался и пошел бы с радостью, — возразил Гэндальф. — Даже в горе не забывай о справедливости. Боромир сам избрал свой жребий и не уступил бы его никому. Он был сильным человеком, всегда добивался желаемого и не терпел соперников на стезе чести. Я проделал с ним долгий путь и успел понять, каков его нрав. Но ты уже знаешь о его смерти — откуда? Ты получил донесение?
— Я получил вот это! — Дэнетор отложил жезл и поднял с колен две половины большого, оправленного в серебро рога.
— Рог Боромира! — воскликнул Пиппин.
— Верно, — печально кивнул Дэнетор. — А раньше им владел я, а еще раньше каждый старший в нашем роду: так повелось с незапамятных времен, когда еще при королях Ворондил отец Мардила охотился на диких быков в степях Руна. Я слышал зов этого рога: его слабый зов донесся с севера тридцать дней назад, а потом Река принесла его ко мне разрубленным. Никто больше не протрубит в него! — повисло тяжелое молчание. Неожиданно Дэнетор пристально поглядел на Пиппина. — Что скажешь об этом, хафлинг?
