Василий Головачёв - ВВГ, или Власть Времен Гармонии
Молчание в ответ.
Северцев перестал улыбаться. Он знал еще три десятка монгольских слов и мог с грехом пополам объясняться с аборигенами, но монахи явно не хотели разговаривать, а их молчание явно не говорило о симпатии к путешественнику.
— Хэн чи? — отрывисто бросил самый старший из них.
«Кто ты?»— перевел Северцев.
— Путешественник, — ответил он по-русски и добавил на монгольском: — Эрх челеет. Морь уваж янах жугуулчлал.
Последние слова можно было перевести как: «Свободный человек. Ехать экспедиция».
— Раскен? — поднял брови монах.
— Русский, русский, — кивнул Северцев.
— Нэр овог?
— Олег Андреевич Северцев, — ответил Северцев, так как спросили его имя. — А в чем, собственно, дело, уважаемые? Виза у меня и документы в порядке, законов ваших я не нарушал, разрешение на проезд и провоз багажа имеется, никаких претензий ко мне ваши власти не предъявляли. Так что или присоединяйтесь, если нам по пути, или скачите своей дорогой. Кто-нибудь из вас хоть мало-мальски понимает по-русски?
Лица монахов остались неподвижными, равнодушными, бесстрастными.
— Гиде твой жена и дочь? — спросил молодой, в мочке уха которого красовалась шипастая серьга из косточки какого-то животного.
Северцев удивился.
— Какая жена? А тем более дочь? Я не женат, господа местные попы. Может быть, вы меня с кем-то спутали? Неужели только за этим вы и гнались за мной от самого Улан-Батора, чтобы спросить о моем семейном положении?
— Ты нет Крушан Сабиров? — снова спросил молодой.
Северцев нахмурился, потом улыбнулся.
— Похоже, вы действительно приняли меня за кого-то другого. Я не Крушан, я Олег Северцев, русский путешественник. Еще вопросы будут?
Ламы переглянулись, старший достал из складок оранжевого халата брусок радиотелефона, поднес к уху, произнес какую-то длинную трескучую фразу. Северцеву, несмотря на отличный слух, удалось разобрать только одно слово по-монгольски: цэнэр — чистый.
Монах убрал телефон, что-то сказал напарнику. Тот глянул на Северцева:
— Никто здэс не видэт? Всаднык? Машын?
— Никого, — теряя терпение, ответил Северцев. — Господа ламы, если вы не переодетые полицейские, то прошу извинить, мне пора двигаться дальше. Всего хорошего.
Он тронул лошадь с места и, заметив движение самого молчаливого из монахов — опасное движение, имеющее определенный смысл, — выхватил из чехла карабин. Монах же выдернул из-под халата странной формы пистолет и направил его на Олега. У пистолета было овальное рифленое дуло и приспособление сверху, напоминающее оптический или лазерный прицел.
Несколько мгновений длилось молчание. Ствол пистолета смотрел на Северцева, ствол его «тайги» — на монахов. Потом Северцев сказал, усмехнувшись:
— Оставьте ваши игры, ребята, я успею выстрелить раньше. Карабин заряжен картечью, так что ваша пукалка ему не соперник. Стоит мне нажать на курок, и мало не покажется всем троим. Давайте разберемся мирно, не нарушая законов. Что вам нужно?
Старший из монахов что-то произнес угрюмо-повелительным тоном. Младший его коллега спрятал пистолет. Все трое разом повернули коней и, не говоря ни слова, порысили прочь. Через несколько минут они исчезли за дальним холмом.
— Охренеть можно! — проговорил Северцев вслух, прислушиваясь к удалявшемуся топоту. — Интересно, чего они от меня хотели? И кто это был на самом деле? На местных чекистов они что-то не похожи.
Подождав еще немного, он тронул поводья своего скакуна и направился в прежнем направлении. Природа вокруг тихо нежилась в тишине и опустившейся прохладе. Но ощущение одиночества и отстраненности от цивилизации ушло. Странная встреча со служителями культа Будды не выходила из головы, будоража воображение и заставляя настороженно поглядывать по сторонам. Не оставалось сомнений, что ламы ошиблись, приняли его за кого-то другого, но за кого, было непонятно. Да и являлись ли они монахами, тоже было под вопросом. Буддийские послушники не носят суперсовременные пистолеты и рации, а также не преследуют путешественников и не задают им провокационные вопросы.
Через полчаса солнце село, Северцев начал искать место для ночлега. И внезапно обнаружил приближающегося всадника. Сначала решил, что это возвращаются монахи. Однако, внимательно всмотревшись, понял, что это не они. Везет же мне сегодня на встречи, подумал он с некоторой долей озабоченности, невольно погладив пальцами приклад карабина.
Небо на закате запылало золотом, предвещая на завтра жару, и на этом фоне всадник показался черным, словно высеченным из камня. Он тоже увидел Северцева, но повернул к нему не сразу, а после заметной паузы. В полусотне шагов остановился, и Северцев увидел в его руке не то охотничий карабин наподобие собственного, не то автоматическую винтовку неизвестного типа. На всякий случай вытащил из чехла свою «тайгу», положил впереди себя на холку коня. С минуту они рассматривали друг друга в наступающих сумерках. Потом незнакомец, черноволосый, похожий скорее на казаха, чем на монгола, одетый в зеленую кожаную куртку и такие же штаны, сказал по-монгольски:
— Сайн орой.
Сказано это было с явным акцентом.
— Добрый вечер, — отозвался Северцев на русском.
Черноволосый вздернул брови, перешел на русский язык:
— Надо же, повезло встретить русского в предбаннике Гоби.
— Почему вас это удивляет? — пожал плечами Северцев. — Наших соотечественников можно теперь встретить везде. Вы ведь тоже россиянин?
— Нет, — качнул головой путник. — Я из Казахстана.
— Значит, я ошибся с первоначальной оценкой. Я бывал в Казахстане, в Алма-Ате и Кериме. Вы оттуда?
— Из Астаны. А вы?
— Москвич в третьем поколении, зовут Олегом Северцевым. Вот еду в лагерь нашей геолого-археологической экспедиции, работающей в предгорье Мандал-Гоби. Присоединяйтесь.
— Нет, меня ждут… в другом месте.
— Что ж, доброго пути. Как вас зовут?
Черноволосый помолчал, нехотя процедил сквозь зубы:
— Крушан Салтанович… доброго пути.
Он повернул лошадь и направился на юго-запад, в сторону зашедшего солнца. Северцев смотрел ему вслед, пытаясь понять, что его смущает в этой встрече. И вдруг вспомнил монахов.
— Эй, Крушан… э-э, Салтанович, будьте поосторожней. Меня недавно остановили трое лам, искали кого-то. Они вооружены.
Черноволосый Крушан задержался на миг, двинулся дальше.
— Спасибо, учту, — донесся его мрачноватый гортанный голос. Лица казаха Северцев видеть не мог, но чувствовал, что на нем сейчас лежит печать беспокойства.
