Андрей Дай - Искра Зла
Солнце приближалось к зениту. Лучи пробивали хвою сверкающими колоннами, превращая бор в прекрасный храм. Ветер раскачивал верхушки деревьев, колонны переползали с одной заросшей мхом кочки на другую, и по-весеннему свежая поросль вспыхивала живыми изумрудами. Или, попадая на тела мертвецов, высвечивали кроваво-красные цвета смерти, рубины. Или матовые опалы безжизненных оленьих глаз...
Спящим пора проснуться и навести порядок, коли появились люди, переставшие видеть красоту леса. Прекрасное творение, посвященное богу - истинное богатство. Призрачную, иллюзорную, вечно меняющуюся, потрясающую, трогательную красоту, которая и есть единственный настоящий Бог!
Горло перехватило. И от восторга, и от жалости к этим бродягам, коим мошна застила глаза и обманула их язык ...
- Как же вы ходите? Ни троп, ни дорог... Варварская страна... - жрец даже глаз не поднял от ладони, на которой пальцем пересчитывал серебряные и золотые монетки.
- Путями ходим, - если у меня и случилось презрительно выплюнуть эти слова, то не специально. - Кто знает пути, тому ни к чему вытаптывать траву, словно баранам.
- Все мы агнцы божии... - сумничал Парель.
- Забавная у вас семейка, - хмыкнул я.
Принц звонко щелкнул ножнами, вгоняя туда отчищенный до блеска клинок.
- И ты, конечно, знаешь пути? - улыбнувшись, поинтересовался он.
Я кивнул.
- Сможешь вывести нас поближе к Ростку?
- Это не трудно, - пришлось снова кивнуть. - А что у тебя за дело к князю Вовару?
- Хочу попросить его о помощи, - признался тот. - Проводишь?
- Пожалуй, - губы сами растянулись в ответ на искреннюю улыбку принца.
- Там, видать, знатное торжище, - обрадовался жрец, разглядывая оружие наемника. - В дремучей стране хороший меч должен быть в цене...
О своих планах по закапыванию тел неудачливых чужеземцев он уже забыл. Видно, этот жрец тоже не особо внимательно слушал уроки своего бога. Или был не таким уж и жрецом, каким хотел казаться. Я поймал себя на мысли, что личина путешествующего и проповедующего служителя - отличная маска для... недруга, желающего подобраться поближе.
- Этот меч возьмет Арч, - твердо сказал принц. Это была не просьба. Это был приказ. Я тогда еще не ведал, что связывает этих двоих путешественников, но зато теперь стало понятно, кто из них главный.
- Прими этот трофей, Арч Белый. Прими как дар и прости за вторжение в твой лес. Ибо не ведали мы, что творим беззаконие.
С этими словами, Ратомир, принц и наследник Модуляр, забравши прежде меч у жреца и снявши ножны с тела наемника, склонил передо мной копну длинных пепельных волос и протянул свой подарок.
По дедовской правде такое подношение, не обидев дарителя, нельзя было не взять. Видно, не совсем все забыли там, за Великой рекой. Спящие могут еще немного подремать...
Я улыбнулся и взял.
Нужен был ответный подарок. Как знак прощения.
- Мы будем у ворот Ростка завтра к высокому солнцу, - приладив меч за спину, сказал я. - А чтоб идти быстро и твой толстый спутник с его баулом нас не задерживал...
- Я пойду быстро-быстро, - заторопился Парель. - Я умею... Здесь дикие звери, и вообще...
- Никто не собирался тебя здесь бросить, - хмыкнул я. - Этого еще только в моем лесу не хватало... Кроме того... ты меня забавляешь.
Минуту назад побелевшие щеки толстяка мгновенно налились кровью.
- Я лишь хотел подарить вам лошадей.
- О! - только и смог выговорить принц.
В лиге отсюда, на бугре, стоит мертвое, но все еще крепкое дерево. На его ветвях, в ожидании, когда мы уйдем, сидела стая ворон. Их интересовали трупы.
В полуверсте у ручья голодный, худой и со свалявшимся от долгой спячки мехом весенний медведь безуспешно пытался поймать шуструю рыбешку. Он, конечно же, слышал шум с этой стороны, но ветер еще не донес запах крови. После полудня ветер сменится.
Кобылка и два жеребчика, привязанные за голые ветки орешника в логу в ста шагах от поляны, уже почуяли кровь. И услышали хлюпанье медвежьих лап по воде. Жеребцы нервно переставляли подкованные копыта и пучили глаза. Кобылка опустила голову и вся дрожала. Они очень надеялись на людей, но боялись издать хоть звук...
Пока я ходил за лошадьми, чужеземцы отрубили оленю ногу. Я их понимал - они хотели есть и видели лишь гору мяса с рогами. Это же не они отпускали душу князя-оленя на небесные пастбища.
2
Руна "Жизнь" похожа на дерево с могучими корнями и пышной кроной. Её я начертал первой, как знак того, что жив. И задумался. Следовало оставить сведения о себе, коли уж я дал слово проводить Ратомира в Росток и буду вынужден покинуть лес. Отец отправит кого-нибудь по моим следам. Подождет еще несколько дней и отправит. Следопыты легко найдут ту маленькую полянку с останками и следы, уходящие на север. Две лошади с седоками, еще одна - свободна, и я - бегом. Легко решить, что двое незнакомцев взяли меня в плен...
Вторым знаком стала руна "Странник". И "Долг" сразу - следом. Они поймут. Должны понять! Сын Белого оказался в долгу перед чужестранцами.
Потом я подвинул кусок бересты, чтоб следующие знаки шли ниже первых трех, и добавил руну "Обретение". Она похожа на солнце в зените - яркая, светлая, теплая. Мне всегда она нравилась больше других. Благо, что и значений у неё было уйма.
Указывать, что двигаюсь в сторону Ростка, смысла не имело. Не пней же дубовых, а настоящих лесовиков отец пошлет на поиски единственного сына. Ну, пусть и не первого ребенка в семье - у меня четыре старших сестры, - но сына-то единственного!
А вот что сделать нужно было обязательно - это оставить весточку матери. Все-таки я младший из детей. И хотя уже который год в одиночку бегаю по нашему лесу, в Росток ездил только с отцом и дядьями. Мама точно станет волноваться... И следующей руной стала перевернутая "Волнение". И завершила все послание "Любовь".
Старики говорят - руны больше передают настроение пишущего, чем их общепринятый смысл. Ну, вроде как наконечник стрелы, который я использовал вместо стила, сам вычерчивает невидимые линии, передающие другое, скрытое послание. Изменяющее смысл священных знаков. Может и так. И даже - хорошо, коли так. Ибо составлял я послание семье ранним утром, усевшись на седло лицом на восход и хорошенько помолчав. Был я расслаблен и сосредоточен. И волновался лишь о том, чтоб моя семья не волновалась.
Вышло вроде неплохо.
Подошла моя соловая лошадка. Ткнулась в ухо - поблагодарила за спокойную ночь. И за то, что, увидев, в каком состоянии копыта, весь день бежал рядом, а не взгромоздился в седло. Времени и инструментов, чтоб облегчить страдания желтовато-золотистой, с белыми гривой и хвостом, поджарой кобылки у меня не было.
