Стивен Эриксон - Сады Луны
– Но я не твой отец, – отрезал капитан.
– В мире и без меня хватает виноторговцев, – сердито бросил ему Ганоэс.
Капитан прищурился и открыл было рот для того, чтобы подобающе ответить самоуверенному мальчишке, но передумал.
Довольный собой, Ганоэс Паран повернулся к горящему кварталу.
Флюгер Ложного замка заскрежетал опять. Стену обдало горячим дымом. К запахам горящих тряпок, крашеного дерева и разогретых камней отчетливо примешивался новый, с тошнотворно сладким привкусом.
– Они подожгли скотобойню, – процедил сквозь зубы Ганоэс. – Свиньи.
Капитан поморщился. Он долго молчал, потом облокотился на зубец стены и, не глядя на Ганоэса, проговорил:
– Поступай как знаешь, парень. Тебе жить.
КНИГА ПЕРВАЯ
Осада Крепыша
…На восьмой год вольные города Генабакиса призвали наемные армии, дабы противостоять натиску сил империи. Среди войск наемников особую храбрость проявила Малиновая гвардия под командованием принца Казза Давора (смотри тома III и V), полки тистеандиев, явившиеся из Дитя Луны и сражавшиеся под началом Каладана Бруда, и множество прочих воинов и полководцев.
Малазанская империя располагала Второй, Пятой и Шестой армиями, а также легионами морантов под командой Железного кулака Дуджека Однорукого.
Оглядываясь на события прошлого, необходимо отметить два важных обстоятельства. Во-первых, заключенный в 1156 году союз с морантами привнес фундаментальные изменения в военную науку Малазанской империи, что не замедлило дать свои благотворные плоды. Во-вторых, вовлечение в войну тистеандийских магов из летающей базальтовой крепости, именуемой Дитя Луны, ввело в обиход сражений силы магии со всеми разрушительными последствиями.
В 1163 год сна Берны осада города Крепыш завершилась грандиозным пожаром, устроенным магами. Невзирая на реальность этого события, потомкам оно кажется легендой.
Имперские кампании 1158–1194, том IV, Генабакис. Имригин Таллобант (р. 1151)ГЛАВА 1
Камни на старой дороге…
тогда по ним цокали гулко
подковы копыт, и барабаны гремели…
Я видела: шел он от моря,
средь красных холмов,
он шел на закате – совсем еще мальчик —
среди других сыновей и братьев,
таких же призрачных воинов.
Прошел он, меня не заметив,
сидевшую на придорожном камне.
Он громко шаги чеканил. А мне
нужно было только
увидеть его на дороге…
Вот идет мальчик-солдат, за ним другой, третий.
Сердца их пока не успели остыть
и стать холоднее железа.
1161 год сна Берны
105 год Малазанской империи
7 год правления императрицы Ласэны
– Поддеть и проглотить, – проворчала старуха. – Так поступает императрица, да и боги ведут себя не лучше.
Она наклонилась и плюнула, после чего обтерла запекшиеся губы грязным платком.
– Трех мужей и двух сыновей проводила я на войну. Девочка-подросток, дочь рыбака, смотрела на проезжающих мимо солдат. Глаза ее блестели, она едва слушала бормотание старухи. Какие ладные всадники, какие кони! Лицо девочки раскраснелось, но вовсе не от жары. День угасал; предзакатное солнце окрашивало местность в цвет девчоночьих щек. Со стороны моря ощутимо тянуло прохладой.
– То было еще во времена императора, – продолжала старуха. – Надеюсь, Клобук поджаривает душу этого негодяя на вертеле. Да, девочка, Ласэна – мастерица разбрасывать кости. Вот и его косточки она расшвыряла в разные стороны. Согласна?
Юная рыбачка рассеянно кивала. Как и полагается простолюдинам, они обе стояли на обочине, смиренно пережидая, пока проедут кавалерийские полки. У старухи был большой мешок с репой, девочка придерживала на голове тяжелую корзину. Старуха то и дело перебрасывала свою ношу с одного плеча на другое. Впереди была движущаяся стена всадников, позади – канава, засыпанная острыми обломками камней. Старуха и девочка оказались на узкой полоске, где даже не оставалось места для мешка.
– Сколько костей пораскидано за эти годы! Думаешь, только мужские – кости мужей, отцов и сыновей? Нет, там и женских косточек полно: матерей, жен, дочерей. А Ласэне все равно. И империи все равно.
Старуха снова плюнула.
– Три мужа и два сына, по десять монет казенных денег в год за каждого. Пять на десять – пятьдесят. Пятьдесят монет в год за мое одиночество. Щедрая плата за холодную зиму и холодную постель! Вот так-то, красавица.
Девочка отерла пыль со лба. Ее глаза продолжали жадно следить за всадниками. Молодые воины, казалось, не замечали ничего вокруг и сосредоточенно глядели прямо перед собой. Немногочисленные женщины-кавалеристки держались в седлах умопомрачительно прямо, а свирепым видом даже превосходили мужчин. На шлемах всадников играли красные блики вечернего солнца.
– Ты ведь рыбацкая дочь, верно? – произнесла старуха и, не дождавшись ответа, продолжала: – Я тебя уже видала и на дороге, и на берегу. И на рынке встречала, вместе с отцом. Плохо ему без руки. Поди, тоже на войне оставил? Видишь, и его кости достались ненасытной Ласэне.
Старуха сердито рубанула рукой воздух.
– Я живу в крайнем доме. Одна. А монеты трачу на свечи. Каждый вечер я зажигаю пять свечей. Пять свечей – семья старой Ригги. А что у тебя в корзине, милая?
Девочка едва сообразила, что вопрос обращен к ней. Она оторвалась от разглядывания воинов и улыбнулась старухе.
– Извините, – сказала она, – но лошади так громко стучат копытами. Вы меня о чем-то спрашивали?
– Спрашивала, красавица. Что у тебя в корзине? – уже громче произнесла старуха.
– А-а. Там бечева. Должно хватить на три сети. Одна нам нужна уже завтра. Отец потерял последнюю сеть. Ее затянуло на глубину вместе с уловом. А ростовщик Ильгранд требует деньги, которые нам одолжил. Так что завтра непременно нужно поймать что-нибудь. И побольше.
Девочка снова улыбнулась и перевела взгляд на всадников.
– Какие красивые, – с восхищением выдохнула она.
Ригга вдруг протянула руку, ухватила прядь черных волос рыбацкой дочери и дернула что есть силы.
Девочка вскрикнула. Корзина на ее голове покачнулась, потом съехала на плечо. Напрасно девочка пыталась ее удержать – та была слишком тяжелой. Кончилось тем, что корзина шлепнулась на каменистую землю.
– Ай! – закричала девочка, опускаясь на колени.
Но Ригга потянула ее за волосы и развернула лицом к себе.
– Послушай меня, красавица! – В лицо девочке пахнуло кислым старческим дыханием. – Вот уже сотню лет империя перемалывает своими жерновами эту землю. Ты родилась в империи и другого не знаешь. А я помню другую жизнь. Когда мне было столько лет, сколько сейчас тебе, Итко Кан был вольной страной. Государством со своим флагом. Мы были свободны.
