Ольга Смайлер - Тростниковая птичка
Если вам встречался на планетах Звездного Союза керимец, то, в большинстве своем, это был воин-наемник, в компании еще девятерых таких же смуглых, черноволосых и черноглазых красавцев с чуть раскосыми глазами. Керимцев-наемников весьма ценили, их услуги стоили дорого, да и с наймом все было не просто: требовалось заранее подать заявку и ждать решения керимского Совета Старейшин. Надо отдать керимцам должное — они стоили запрашиваемых денег, да и нанимателей выбирали весьма тщательно, могли и отказать без объяснения причин. Однако была в керимцах одна странность: среди наемников никогда не бывало женатых мужчин, и при этом, не было известно ни про один роман, тайный брак или незапланированных (или наоборот, тщательно спланированных) детишках. Это породило волну похабных анекдотов и предположений, начиная от повальной импотенции и вплоть до "крепкой мужской дружбы" внутри боевых десяток. Впрочем, именно эта особенность увеличивала спрос на керимских наемников в несколько раз, особенно, когда требовалось работать требовалось с чужими женами и дочерьми.
Я знала, что слухи это просто слухи: на прошлых каникулах кузина Амели стащила из кабинета своей мамы папку с информацией о Кериме, собранной для Старших Лисси и мы ночи напролет зачитывались с ней добытыми материалами, выползая к завтраку с красными глазами, и дружно клюя носом в утреннее какао. Были там и записи разговоров с профессионалками, работающими в сфере интим-услуг в заведениях, куда время от времени централизованно наведывались керимцы. Жрицы любви в один голос утверждали, что керимцы обычные мужчины, с нормальными мужскими потребностями, а вот идея однополой любви вообще никак не умещается в их картину мира.
Мне даже довелось несколько раз видеть женщин-керимок: самые обычные женщины, такие же смуглые, слегка раскосые, чернобровые и черноглазые, с шикарными иссиня-черными волосами. Разве что одеты чуть более консервативно, появляются всегда и везде в сопровождении мужа, браслеты у них еще такие, массивные, которые трудно спрятать под одеждой, ну и решение всех вопросов перекладывают на мужчин. И вот сидит такая в космопорту или на станции телепортов в окружении воинов, а её муж неспешно разбирается с багажом и билетами, решает все возникающие вопросы, потом берет её за руку — и она просто идет с ним рядом. Впрочем — ни недовольными, ни запуганными эти женщины не казались. Что ж, Сонечка, хотела узнать побольше про Кериму? Вот сейчас и познакомишься со всеми тайнами этой планеты нос к носу. Только как-то мне от этой перспективы становится неуютно.
Первое, что я сделала, когда немного пришла в себя от потрясения, это вытащила из кармашка в рукаве маячок, сделанный папой. Я не знаю принцип его работы, не знаю, что именно он сделает — я знаю одно, как только мой отец получит сигнал этого маячка, механизм под названием Семья Лисициных начнет набирать обороты, обращаясь к связям и знакомствам, используя убеждение, вспоминая старые долги и когда-то данные обязательства. Будут задействованы все возможные механизмы для того, чтобы я вернулась домой. Не потому, что я какая-то особенная, а потому, что я Лисицина, а Лисицины своих не бросают. Я уныло подумала, что после возвращения на моем обучении в Летной школе придется поставить крест, и это тем обидней, что до конца обучения остался всего год. Но горевать об этом, или пытаться изменить свою судьбу я смогу и позже. Сейчас самой главной задачей стало покинуть Кериму, как можно скорей и с наименьшими потерями. Поэтому я сжала тонкий серебристый цилиндрик, как учили, шепнула скорей для себя: "Папа, я так хочу домой" и разжала пальцы. Маячок с тихим хлопком исчез, а я решила, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих, и решительно зашагала навстречу городу за белой стеной, построенному вокруг замка Нашер.
Глава 2
Машину сопровождения трясло и подкидывало на ухабах. Выспаться на заднем сидении, хоть и трансформированном в подобие лежака, не стоило и пытаться, и поэтому я, Сайгон из рода Песчаных котов просто лежал и смотрел в окно на небо и деревья, мелькавшие вдоль дороги, слушал вполуха, как беззлобно переругиваются сидящие впереди Мист, сын Юджина и мой единоутробный брат Терренс, сын Расмуса, сидевший сейчас за рулем, и думал, думал, думал. Я не хотел ехать — Терри прекрасно справился бы сам, тем более что скоро ему придется принять десятку под свою руку. Наверное, сейчас я впервые был благодарен отцу за то, что он в очередной раз вмешался в мою жизнь. Я в приказном порядке был вынужден возглавить отряд сопровождения, который направлялся в замок Нашер вместо того, чтобы остаться дома, приводить в порядок дела и заниматься самокопанием.
Нет, я прекрасно понимаю мотивы отца: он отправил меня сопровождать один из традиционных весенних Поездов Невест в тайной надежде, что я вернусь женихом или мертвым героем — дни, отпущенные мне до тридцатилетия, неумолимо утекали сквозь пальцы. Не знаю и не хочу знать какое чувство нынче было для него горше: разочарование во мне или беспомощность? Наверное это страшно: столько лет строить планы, заключать сделки, торговаться, договариваться, угрожать, покупать, убеждать и понять, что есть вещи, где ты бессилен. Впрочем — через десять дней мне уже будет все равно. Пока же я еду в последнее в моей жизни приключение с людьми, ближе которых у меня только Расмус и Уна. Сам того не ведая, отец сделал мне лучший подарок — возможность побыть самим собой, не спеша проститься с теми, кто мне дорог, посмотреть в деле новичков и последний раз почувствовать теплый ветер свободы на моем лице.
Впрочем… хотя бы в собственных мыслях можно уже перестать звать его отцом — все эти годы я запрещал себе называть его иначе, чтобы случайно не оговориться. Не отец — Эдвард, сын Эвана, глава рода Песчаных котов. Человек, который дал мне жизнь.
До десяти лет я считал себя сыном Расмуса, хоть и был вылитой копией мамы, в отличие от остальных моих братьев и сестер, черноглазых и черноволосых, как Расмус. Мы жили в "мирном" поселке, где не селились воины, где ценились добрососедские отношения, чужаков было мало, а "доброжелателей" и вовсе не водилось. У нас была отличная, крепкая семья, и хоть отец и не был воином, но хороший мастер — оружейник может достойно обеспечивать семью. Я любил сидеть в его мастерской, смотреть на его скупые, отточенные, и от этого очень красивые движения, любил наблюдать, как преображается под его руками то, что он чинит или мастерит. Мама частенько не могла дозваться нас на ужин и тогда сама приходила в мастерскую, на ходу вытирая руки передником, и я видел, как вспыхивают глаза Расмуса, когда он видит её фигуру в дверном проеме, и как она улыбается ему в ответ. Мне казалось, что так будет всегда, что я вырасту — и стану мастером, как Расмус, и буду сидеть рядом с ним за длинным столом.
