Артем Каменистый - На руинах Мальрока
– Да что вам от меня надо!!! – ору, пытаясь затянуть время – ведь ответ знаю прекрасно.
– Изменник рода человеческого: поведай про тайны ордена своего. Нам надо знать, как вы делаете сердца погани для лечения и усиления своего пригодными, и как сами не перерождаетесь, свежими их приняв на тело свое. Ты принял сердце, и до сих пор не стал тварью – значит, способ такой тебе ведом. Поведай его мне, и я позабочусь о спасении твоей души. А если опять лгать начнешь, то с криками жалеть об этом будешь! Говори.
И рад бы ему ответить, но что? Я как в том анекдоте про схваченного разведчика: под нечеловеческими пытками героически молчу, не выдавая военную тайну. Он по глупости своей тайну не знал – учился плохо; а я ее вообще не могу знать.
Вздыхаю, обреченно отвечаю чистую правду:
– Не знаю я тайн ордена. Устал повторять: я не страж! Я самозванец! Меня приняли за стража, там, на побережье, и я не стал этого отрицать! Не знаю я ничего про сердце! Не знаю я, каким способом мои раны вылечили! Помню, что мечем меня ударили несколько раз, в бою у брода, и все – дальше ничего не помню! Хоть жгите, хоть вешайте – не скажу ничего! Потому что не знаю!!! Вы не за того меня принимаете!!! Я не могу рассказать ничего!!! Не могу!!! Откуда самозванцу знать тайны ордена?!
– Ты все скажешь, – очень уверенно говорит инквизитор и коротко командует: – Левый на четыре оборота.
Вот теперь я понял, куда угодили мои ноги – в хитроумные тиски. И сейчас палачи начали их завинчивать. Ступню сдавило сразу с четырех сторон, загибая пальцы к пятке и одновременно сжимая с боков. Суставы затрещали, в ожидании болевого взрыва тело напряглось, выгнулось… я даже дышать перестал.
– Изменник рода человеческого: поведай про тайны ордена стражей полуденных. Поведай, пока не стало поздно!
– Да не страж я!!! Не знаю я никаких тайн!!! – почти рыдаю, понимая, что слова здесь бесполезны – даже соврать правдоподобно не получается… пробовал уже.
– Левый на пять оборотов.
Сегодня не мой день… сознание потерять не получилось. В глазах тьма, расцвечиваемая цветными разводами и мириадами искр, во рту солено, глотку режет от перенесенной водной пытки и нечеловеческого крика, но все равно в спасительную тьму не ушел. Прочувствовал все…
– Изменник рода человеческого – слышишь меня?
Ничего не вижу, и почти оглох от собственного крика. Боже – как же больно! Хрена с два я вам отвечу – лучше думайте, что не слышу. Все равно отвечать нечего…
Увы – с этими ребятами номер не проходит:
– Правый на четыре оборота.
Теперь вторая ступня напряжена, а про то, что осталось от первой и думать боюсь – не ощущаю там ничего, кроме монолитного сгустка нестерпимой боли.
– Изменник рода человеческого – а сейчас слышишь меня?
– С-слышу… – вот попробуй не ответь таким настойчивым.
– Изменник рода человеческого: поведай про тайны ордена стражей. Поведай, а то ведь и вторую ногу ломать придется. Тяжек твой грех, и лишь в покаянии искреннем спасение обретешь. Начни свое покаяние с малого: поведай про тайну стражей.
Я, наверное, уже полная развалина. Десятки раз сломлен непрекращающимися пытками; голодный и не выспавшийся; потерявший всякую надежду на выход из этого мрака. Но даже у развалины есть право на протест, или на последний плевок в лицо. Бесполезно молчать, бесполезно отвечать – не осталось у меня больше никакой надежды. Сгнию здесь – выхода нет. Так что хватит умолять или оправдываться – остается лишь ругаться… другого способа для выражения недовольства мне не оставили…
– Хорошо – начинаю каяться. Начну с того, что я, будучи голодным, зарезал твоего родного папашу, и сделал из него жаркое на углях. Я не людоед – ведь папа твой был боровом. Боров, если кто из присутствующих вдруг не знает – это свинья мужского пола. Их кастрируют, чтобы пожирнее и поласковее были. И вас свиней, я тоже прирежу – обещаю. Завинчивайте свой валенок побыстрее – хоть все кости переломайте, но я все равно до вас доберусь. Слово даю. Как тому солдату дал, который без причиндалов остался. Он ведь тоже думал, что в полной безопасности за крепостной стеной, а теперь поет фальцетом. Вот и вы у меня запоете…
– Правый на пять оборотов.
На этот раз повезло: сознание, наконец, смилостивилось – погрузилось во тьму.
* * *Сознание я в последнее время теряю нередко, и еще в первый раз узнал: оно лишь от боли передышку дает. В остальном отдохнуть не получится – проблемы у меня возникают даже в небытие. Вот такой я невезучий… Если как нормальный человек засыпаю, то и сплю нормально (правда, недолго – не разрешают, да и неудобно на холодной стене этим заниматься); а если инквизиторы перестарались, то приходит очередь новых неприятностей.
Вдруг произойдет чудо, и я выберусь из этого подвала, то трудно будет диктовать Зеленому отчет по проблемам, с которыми теперь сталкиваюсь после потери сознания. Не потому что попугая еще найти надо, если он жив остался.
Просто нет слов.
Темнота. Нет звуков; нет запахов; нет ничего. И есть ощущение, что где-то когда-то это уже видел. Но где не вспомнить. И еще кое-что неприятное чувствую – рядом, в считанных миллиметрах, разверзлась бездонная пропасть. Хотя про миллиметры я загнул – расстояний здесь тоже нет.
Зато здесь есть кое-что другое – в этой пропасти.
Он и она? Или оно? "Что" или "кто"? Без разницы – ЭТО не обидится, даже если штопаным презервативом его назову…если вдруг сподобится на общение. Пока что такого не случалось – наши диалоги к полноценному общению отнести трудно. Поначалу вообще без информационного обмена обходилось – он будто прессом давил из своей пропасти. Вытряхнуть из тела хотел. Уж не знаю, что со мной сотворили епископ еретиков и Арисат, но инквизитор, похоже, в чем-то прав – к погибели души путь открыли. Я человек, не сказать, чтобы сильно уж верующий, но точно знаю – душа существует. И ее даже пересаживать можно в другие тела. Если так, то и выгонять из них, наверное, тоже можно. И вот этот некто, который в пропасти занял позицию, и решил выгнать.
Не обломилось ему ничего. По простой причине: он столкнулся с профессиональным захватчиком тел. Ну или не совсем с дилетантом. Опыт бесплотного существования и захвата организма у меня имелся – когда сюда забрасывали, потренировался. Не помню сам процесс, но наверное это все же помогло… И не помню деталей нашей битвы – видимо подсознание бережет хрупкий разум от опасных воспоминаний; но точно знаю – победил тогда. И все – сидит теперь этот некто в своей бездне тихонечко.
Но стоит мне потерять сознание, как сразу высовывает нос… жадно принюхивается… будто все еще на что-то надеется.
