Ольга Ильина - Особенные. Элька-3
Глава 2
Жалость
Я не решилась позвонить и в самый последний момент, когда пошли гудки, нажала отбой. Знаю, я трусиха. Но наш последний разговор был не простым. Поэтому послала нейтральное смс. Но перед этим встал вопрос, а где же нам встретиться? Уж точно не в квартире. Помню я, что темным сюда путь заказан. Есть еще лифт или подъезд, но там не то, что поговорить, постоять проблематично. Все время кто-нибудь из соседей на горизонте появляется, и баба Катя, наша вахтерша, бдительность соблюдает. У нее не забалуешь. И тут я наткнулась на наше с Ленкой фото, сделанное два года назад. Я взяла рамку в руки и посмотрела на ту, другую себя. С забавными каштановыми хвостиками, смеющуюся до слез от какой-то Ромкиной шутки. Кажется, именно он нас и снимал. Хорошее было время, беззаботное, счастливое. Не то, что сейчас.
А вот где было сделано фото, я прекрасно помнила. На крыше, выход на которую есть только в нашем подъезде. Конечно, подросткам туда забираться запрещено, а чтобы нездоровых соблазнов не возникало, наша прежняя вахтерша, тетя Нина повесила большущий амбарный замок. И где только откопала такую древность? Я же поднималась туда не спиртные напитки распивать и не курить с местными пацанами, а рисовать. Сверху такой потрясающий вид на город открывался. Тетя Нина узнала и сделала для меня дубликат ключа, чтобы я в любое время могла подниматься наверх. Правда, иногда я отступала от правил и приглашала туда Ленку и Ромыча, подурачиться и позагорать.
С местом я определилась, осталось только ключ найти. Впрочем, он мне так и не пригодился. Когда поднялась, замка не было, разве что эту груду искореженного метала можно принять за бывший замок. Значит, он там. И, кажется, злится. Я вздохнула, поднялась по лестнице, толкнула массивную дверь, и меня ослепил яркий солнечный свет. А когда проморгалась, заметила его. Четыре дня прошло, а мне кажется — целая жизнь. Не понимаю, как так может быть?
— Привет.
— Привет.
Так, и что дальше? Завести пустой, ничего не значащий разговор? Может еще спросить: «Как дела? У меня хреново, а у тебя?» Захотелось пойти на попятный. Зря я позвонила, зря вообще все это…
— Раз я здесь, значит, тебе нужна помощь? — проницательно заметил он.
Я неуверенно кивнула.
— Ты медлишь, — он прищурился, а я поежилась. Блин. Какой же он. Сложно с ним. Иногда он включает инквизитора, и я перестаю его узнавать.
— Забудь, — решила отступить, пока не поздно.
А он догадался и не позволил трусливо сбежать.
— Так плохо?
— Сегодня чуть дом не спалила.
— Медитировать пробовала?
— Диреев, ты издеваешься, — взвилась я. Опять, опять он корчит из себя всезнающего учителя. А мне не нужен учитель. Блин, я не знаю, кто мне нужен.
— Успокойся, — резко сказал он, а я только сейчас заметила, что позади опять началось светопредставление из молний. И пока оно не переросло в гонку на выживание, он развернул меня к себе и поцеловал.
А я поняла, что ужасно скучала. По всему, по нам, по тому спокойствию и облегчению, что давал и дает до сих пор. На мгновение он прекратил поцелуй, и я увидела пугающе светящиеся глаза. Вот только остановиться не могла. Я даже сейчас, без всякого кулона чувствовала, что отдала слишком мало.
— Пожалуйста, Диреев. Не останавливайся.
Он и не думал. И как же я рада, что иногда он не думает, и не может себя контролировать, позволяет делать с собой такое… впрочем, и со мной он умеет многое делать. Непозволительно многое.
Так, стоп. До этого самого доходить я не планировала.
Но когда он к стене меня пригвоздил, а руки пробрались под майку, как-то потерялся здравый смысл в этой буре эмоций.
— Легче? — неожиданно все прекратилось, а я разочарованно вздохнула.
— Ага, спасибо.
Я смутилась от того, что совершенно не понимаю, как сейчас себя вести. Не контролирую ситуацию, не представляю, о чем он сейчас думает, так загадочно глядя на меня. И эти глаза, искрящиеся от силы.
— Мне не хватает тебя.
Не знаю, кто это сказал, я или он, или мы одновременно. Но это правда удобная и неудобная для нас обоих. Я не удержалась, коснулась его лица, очертила кончиками пальцев скулы, лоб, спустилась к губам. Он такой красивый, такой правильный, такой беззащитный сейчас. И так хочется сделать что-то с этим щемящим чувством в груди, невыразимой жалости к нам обоим.
И я заменила прикосновения поцелуями, без страсти, искр, всего того, что каждый раз соединяло нас. Только жалость и нежность, сочетаемые и не сочетаемые понятия. То, чего я никогда ему не показывала. Как сильно он дорог мне.
— Знаешь, это странно. У нас с тобой непреодолимая тяга заниматься этим под открытым небом, — заметила я, глядя на звездное небо.
— Этим? — выгнул он бровь.
— Этим. Я, между прочим, девочка приличная, да еще по магическим меркам, несовершеннолетняя. Кстати, а у вас статья имеется за совращение?
— Еще неизвестно, кто кого совратил, — хмыкнул этот нахал.
И он прав. Впрочем, он и сам не очень-то спешил меня останавливать.
— Перестань хмуриться, — проговорил он и провел пальцем по складке между бровями. — Кажется, ты начинаешь жалеть.
— Нет, — ответила я. Причем истинную правду. — Это другое. С тобой мне хорошо.
— Просто хорошо? Кажется, только что мое самомнение разбилось об асфальт первого этажа.
— Оно совершило самоубийство? — попыталась пошутить я, но нам обоим было не очень весело. — Мне кажется, я использую тебя.
— Да, мне тоже так кажется. Но, я может, Америку открою, только я тоже использую. Не тебя, конечно, но ситуацию. Почему нет? Ты зависишь от меня. Это очень удобно.
— Уверена, ты уже все просчитал. И даже свой следующий ход, — улыбнулась я.
— С тобой сложно что-то предугадывать. Но, да. Следующим моим шагом будет свидание.
— Свидание? — удивилась я.
— Да, а почему нет? Знаешь, я заметил, что за весь период наших отношений мы ни разу не были на настоящем свидании.
— Ни разу? Даже в те, забытые мной две недели?
Диреев промолчал. И если бы я не смотрела на него сейчас, то не заметила бы, насколько неприятными были для него именно эти вопросы.
— Ты ведь понимаешь, что я не устану задавать вопросы об этом периоде моей жизни? И поцелуями ты меня не заткнешь.
Хотя… если меня будут так целовать, я. Эх, умеет же он отвлекать. В этом ему равных нет, впрочем, и в остальном тоже. Особенно в невероятной способности заставлять меня забывать обо всем, кроме него, одним прикосновением.
— Диреев, а что ты делаешь со всей этой силой, что получаешь от меня? — спросила я, когда мы прощались.
