Александр Прозоров - Креститель
— Я же говорил, что слабое место есть у каждого, Ираклий, — усмехнулся Василий. — Ты был упрямым, но я не злопамятен, колдун. Вы получите все богопротивные книги, прости, Господи, меня за грех мой. Ты получишь от меня милостивые письма к князю Киевскому, дары ему и двору княжескому. Поедешь туда, дабы доказать любовь нашу к соседям северным, желание дружбы, мира и общего благополучия. Ну, а что делать… Что делать, ты знаешь.
Опочка
Тропинка неприятно чавкала под ногами, и в такт ее чмоканью болото неизменно отзывалось крупными шумными пузырями. Правда, примотанный к запястью серебряный крестик не нагревался — значит, колдовства не было. Над ухом, словно зуммер старого пейджера, непрерывно жужжали комары, надеясь выискать не натертое полынью место, по ноге постоянно стучала прицепленная к ремню сабля, да вдобавок богатырская лошадь постоянно норовила сжевать что-то у ведуна с правого плеча. Богатырская — не в смысле сверхмогучая, просто эта лошадь принадлежала богатырю Радулу, киевскому боярину. Впрочем, она и на самом деле выглядела настоящим першероном. Боярин ехал за Олегом верхом, ведя в поводу свою заводную кобылу и обоих Серединских скакунов. Что же, и на том спасибо.
Болото выпустило очередную серию гнилостных бульков, и ведун недовольно покосился в их сторону. Вот из таких, сказывают, новорожденные криксы по ночам и выскакивают. А еще — навки светящиеся лезут да болотницы зеленоволосые. В общем, не стоит в здешних местах надолго задерживаться. Это мелкая нечисть темноты ждет, а леший или болотник может и днем закружить-заморочить.
— Не иначе, сговорились душегубы с водяным, — проворчал Середин, ускоряя шаг. — Дары да жертвы ему приносят, а он их от слуг своих прикрывает. Али колдуна сильного в ватаге имеют.
— Ты мне токмо покажи, — низко пробасил Радул. — А уж там их никакая черная ворожба не спасет.
Олег вздохнул, глядя под ноги. Предполагалось, что он должен искать в траве следы неведомых татей, которые на тракте от Пскова к Великим Лукам балуют, однако разбойнички ухитрились протоптать среди рыхлых торфяников такую колею — с завязанными глазами не заблудишься. Непонятно только, почему при подобной открытости душегубов ни псковский воевода их до сих пор по березкам не развесил, ни местные охотники. Опочка-то — селение большое, сотни полторы дворов. Тоже пытались лихих людишек заловить, когда девки, скотина али телеги с добром пропадали.
Не нашли…
От быстрой ходьбы на лице у ведуна проступил пот, потек тонкими струйками, принося на губы легкую, с горчинкой, солоноватость. Значит, полынь скоро смоется. Комары жрать начнут.
— Когда же она петлять-то перестанет, электрическая сила?
Тропинка, словно услышав мольбу ведуна, сделала последний зигзаг и уткнулась в самую топь, в широкое гнилостное окно, немедленно надувшее перед гостями большой, радужно поблескивающий на свету пузырь.
— Ну вот, приехали… — сплюнул Олег и потер запястье, которого коснулся легкой теплотой крест.
Середин с самого начала не хотел браться за это дело. Когда они с боярином накануне въехали в связанные из заостренных жердей ворота Опочки и стали договариваться со старостой о ночлеге, Олег мимоходом предложил вывести нечисть какую местную, коли досаждает. Он во многих селениях так столовался: ему предоставляли кров, еду, а иногда и приплату давали небольшую; ведун же, в свою очередь, выкуривал из домов рохлей, чертил борозду от коровьей смерти, отпугивал ночных крикунов.
Староста тут же пожаловался на ватагу душегубов, что не первый год на дороге безобразничали. И из Пскова супротив них дважды дозоры присылали, и сами мужики ловить пытались — не дались хитрые тати, никому не попались.
Олег от подобной просьбы попытался откреститься — его дело, мол, с нежитью бороться, а не с людьми. Тем более — одному супротив добрых двух десятков. Но тут вперед пролез Радул и клятвенно пообещал погань нерусскую извести.
— А почему ты решил, что душегубы — нерусские, боярин? — поинтересовался Середин, вглядываясь в болотный простор, местами парящий теплыми окнами, местами — кивающий ветвями чахлых березок.
— Да разве ж русский человек руки свои душегубством марать станет? — громко возмутился богатырь. — Не может такого быть!
— Это, конечно, аргумент… — задумчиво ответил Олег.
— Ну, чего там, ведун? — Боярин спрыгнул наземь, и рыхлая, напитанная водой земля затряслась.
— По виду, в топь тати ушли, — почесал в затылке Середин. — Тропинку через вязь, похоже, знают. А не знаючи, лучше не соваться. Вмиг к болотнику в гости попадешь. Ни меток не видно, ни следа от тропы тайной… Нет, не найти.
— А как же мы их рубить станем, коли не найти? — удивился Радул.
— Хороший вопрос, боярин, — усмехнулся Олег. — Я должен отвечать?
— Ты давай, давай, ищи, — нетерпеливо подергал себя за курчавую бородку богатырь. — Я их всех побить обещал. Дабы не водилось люда такого на земле русской!
— Я вот одного не понимаю, боярин, — прикрыл глаза от солнца Середин. — Куда они ушли? Ведь не у русалок же под водой отсиживаются! Болотная нечисть — не та компания, чтобы так долго и часто гостей на волю отпускать. Рядились не рядились, а на уговор с болотниками полагаться нельзя. За пару лет обязательно должны были обмануть. Опять же, и добро в топи под водой не спрячешь, и оружие. Попортится всё.
— Не, ведун, ты не дело молвишь, — решительно покачал головой богатырь. — Где это видано, чтобы тати под тиной логово себе рыли? Не, на острове они где-то сидят. Тропу разведали али гать настелили. Вот теперь и прячутся.
— Где? — развел руками Олег. — Я тоже так подумал, да только где острова-то, чтобы отсидеться? Смотри, топь какая до горизонта.
— Вижу, — согласился Радул.
— И я вижу… — опять почесал в затылке ведун. — Не, не сходится тут что-то. Что-то здесь не то…
Середин закрутился на месте, дошел до заводного коня, приоткрыл клапан на чересседельной сумке, заглянул в нее, пошарил рукой…
— Ага, одна осталась. Куриная. Курица, конечно, не птица, но должно сойти.
— Ты чего затеял, мил человек? — забеспокоился богатырь.
— Всё хорошо, боярин, — вглядываясь в траву, ответил Олег. — Мне нужна птичья косточка, чистотел и земля здешняя. Здесь место открытое, влажное… Чистотел наверняка расти должен. А ты, боярин, сделай пока доброе дело, костерок запали. А то мне всё это сушить надо будет.
Как ведун и полагал, желтенькие цветки чистотела попались ему на глаза уже минут через десять. Он ощипал несколько листочков, ковырнул из земли щепоть торфа и вернулся к боярину Радулу, который уже успел насбивать с деревьев сухих нижних веток и запалить у самого берега скромный костерок.
