Макс Фрай - Я иду искать
Насколько я успел изучить буривухов, живущих при нашем Управлении Полного Порядка, Меламори была совершенно права. Лучшие из нас, включая самого шефа Тайного Сыска, кажутся им примерно такой же забавной диковиной, как нам говорящие собаки. А все остальные – ну, просто красивые. И умеют печь вкусные пирожные. Ничего сверх этого буривухи от нашего брата обычно не ждут.
Голос Меламори по-прежнему звучал звонко и ясно, но выглядела она с каждой секундой всё менее достоверно.
– Эй, а ты знаешь, что слегка почернела и стала совсем прозрачная? – спросил я. – Это нормально? Так и надо?
– Совершенно нормально. Но при этом лучше бы не надо, – вздохнула она. – Просто начинающим путешественникам по чужим сновидениям, вроде меня, трудно подолгу сохранять неизменными и облик, и сознание. Поневоле приходится выбирать. Я решила, что главное -поговорить с тобой по-человечески. А если сконцентрируюсь на неизменности облика, стану наверное жуткой дурой. Или вообще забуду, кто я такая. Или просто перестану тебя узнавать, и тогда никакого удовольствия.
– Ну почему же, – оживился я. – Познакомились бы заново. Я бы опять тебе понравился, и всё бы заверте...
– Вот это вряд ли, – усмехнулась она. – С момента нашего знакомства прошло много лет, и я здорово поумнела. Так что вряд ли повторила бы самую роковую ошибку своей дурацкой юности.
– Сердцу не прикажешь! – я показал ей язык.
– На самом деле, очень даже прикажешь, – серьёзно возразила Меламори.– Есть такой древний ритуал Освобождения Сердца, специально созданный для желающих срочно кого-нибудь разлюбить. И знаменитая на весь Мир уандукская любовная магия примерно для этого же придумывалась. И ещё немножко для дополнительных удовольствий, которые можно получить после того, как мы благоразумно разлюбили всех ненужных кандидатов и полюбили правильных... Впрочем, у нас, в Угуланде, подобные уловки никогда не пользовались популярностью. В любви нужно быть нерасчётливым и беззащитным, иначе нечестно. Слишком высокая ставка, чтобы жульничать! Поэтому ладно, пусть всё остаётся, как есть. Я даже не дам тебе в глаз за то, что так долго мне не снился, как собиралась поначалу.
– Это мне крупно повезло, – сказал я. – Но знаешь, я так соскучился, что и драке обрадовался бы.
– Ладно, – кивнула она. – Тогда в следующий раз с этого и начнём.
– Да начинай с чего хочешь. Лишь бы он был, этот следующий раз.
– Будет, – твёрдо пообещала Меламори. – Один раз получилось, значит когда-ни...
Договорить она не успела – исчезла. В смысле, перестала мне сниться. Я всё взвесил и тоже проснулся. Какой смысл оставаться одному в этой дурацкой сияющей спальне с тёмной бездной вместо потолка?
Наяву я тоже был один, но, по крайней мере, снова обрёл надёжный потолок над головой. Лежал, уставившись в него, улыбался, думал обо всём понемножку: о сновидениях, которые когда-то давно, в совсем другой жизни казались мне гораздо важнее всего, что происходило наяву, и, как выяснилось, не зря – в итоге, именно они и привели меня в моё нынешнее удивительное «наяву»; о Меламори, чья учёба у арварохских буривухов, хвала Магистрам, похоже, пошла на лад; о власти над Миром; о любви, в которой следует быть нерасчётливым и беззащитным; о говорящем псе Дримарондо, редкостном счастливчике, как, впрочем, и все мы, оказавшиеся достаточно трогательными и забавными, чтобы с нами возиться. Удача мага, вовремя встретившего источник своей силы, обычно примерно так и выглядит. «Это что там такое смешное на краю бездны барахтается? –удивлённо спрашивает Неведомое, оглядываясь по сторонам. – А ну-ка, смешное, дуй сюда, чего покажу!»
На самом деле, действительно невероятное счастье. Не знаю, как Дримарондо и всем остальным, а лично мне до сих пор непросто поверить, что оно на меня свалилось. Может, это и к лучшему, а то бы вся моя жизнь превратилась в один непрерывный восторженный вопль. А так всё-таки и делами иногда заниматься получается. И даже отвлекаться на глупости. Особенно отвлекаться на глупости! В чём-в чём, а в этом я, как показывает практика, настоящий мастер. Живая легенда, можно начинать трепетать.
***
– Гламитариунмайоха! – сказал я.
Ни разу, между прочим, не запнулся. Что не так уж удивительно, учитывая, что это была примерно сотая попытка. Описать невозможно, какой кровью она мне далась. Ненавижу талдычить одно и то же. Я рождён для наслаждений, а вовсе не для тяжёлого систематического труда.
Однако случаются в жизни ситуации, когда без него не обойтись. Например, если надо разучить какое-нибудь заковыристое новомодное заклинание, открывающее перед дерзновенным кудесником волшебные врата в удивительный мир летающих пирожков. Или, как в моём случае, перестать наконец беспомощно блеять, пытаясь выговорить название самого обычного растения. Гла-ми-та-ри-ун-май-о-ха – это ж надо было до такого ужаса додуматься. А ещё считается, будто ботаники – безобиднейший народ.
Однако моей готовности благодушно мириться с собственной немощью внезапно наступил предел. Поэтому я сел и вызубрил это грешное словечко. А что чуть с ума в процессе не сошёл, так это в моём положении дело обычное. Одним поводом рехнуться больше, подумаешь. Переживу. Зато теперь есть, чем поразить в самое сердце человека, который давным-давно утратил надежду поднять мою образованность хотя бы до уровня умеренно успешного выпускника начальной школы.
– Гламитариунмайоха! – настойчиво повторил я, так и не дождавшись заслуженных аплодисментов.
Сэр Шурф вопросительно приподнял бровь.
– Это ты к чему?
– К тому, что я – гений, – надменно ответствовал я. – Такое длинное слово так быстро выучил. И дюжины лет не прошло. Я думал, ты – единственный человек в Мире, способный оценить это невиданное деяние. Но, похоже, ошибся. Так и буду теперь жить – непризнанным. Трагическая мне выпала судьба.
Мы сидели на крыше моего дома, прозванного «Мохнатым» – и вовсе не в честь легендарного основателя Ехо Халлы Махуна Мохнатого, как пытаются утверждать некоторые особо экзальтированные придворные историки, а по милости буйной вечнозелёной гламитариунмайохи, которой зарос по самые уши. В смысле, по самые водосточные трубы, или что там у зданий вместо ушей.
Я сидел здесь просто так, для собственного удовольствия. А сэр Шурф –потому, что я попросил его прийти. И, желая быть максимально убедительным в процессе переговоров, несколько злоупотребил наречиями – «немедленно», «безотлагательно», «тотчас».Иногда я впадаю в грех художественного преувеличения, следует это признать.
– То есть, это и есть то самое«срочное дело», о котором ты говорил? – хладнокровно уточнил мой друг.