Тролли и легенды. Сборник (ЛП) - Певель Пьер

— К Гриффону, — сказала она, захлопывая дверь.

— Пон-Нёф! — воскликнул Гриффон, обнаружив, кто терзает кнопку его звонка.

На пороге стоял пожилой мужчина, высокий, широкий и массивный, с аккуратно подстриженной бородой и лицом в благородных морщинах, в пальто, черном костюме и белой жилетке. С озабоченным видом он снял шляпу и сказал:

— Простите, что беспокою вас так поздно, друг мой.

— Но что случилось?

— Могу я войти?

— Конечно!

Гриффон отступил в сторону, пропуская гостя в прихожую, и помог ему освободиться от пальто, трости и шляпы. Затем он проводил его в гостиную и пригласил присаживаться.

— Долго засиживаться я не смогу, — объявил Пон-Нёф.

— Какие-то неприятности?

— Да, и я пришел просить вас о помощи.

— Я весь внимание.

Пон-Нёф помедлил, обдумывая речь — краткий миг, который нам пригодится, чтобы объяснить читателю, кто именно — вопреки всем правилам этикета и к великой досаде Азенкура — потревожил в тот вечер мирок буржуазного покоя в доме Луи Денизара Ипполита Гриффона.

Итак, чтобы это разъяснить, следует начать с того, что в Париже Чудесном при каждом мосте через Сену имелся свой тролль, который приглядывал за ним и — согласно легенде — поддерживал его в порядке за определенную плату. Целыми веками парижские тролли трудились, оставаясь незаметными для публики, но отныне они дали о себе знать — или даже потребовали признания, как мы убедимся вскоре. Поскольку каждый тролль именовался в честь своего моста или пешеходного мостика, вы уже поняли, кто такой Пон-Нёф ^[3], но могли удивиться его внешности. А вы что, представляли себе троллей чудовищными или карикатурными с виду? Тролли — существа Иного Мира, которые могут принимать любой облик, и если в прошлом они порой выглядели пугающе или нелепо, то исключительно ради лучшего достижения своих целей. Отметим, наконец, что при ближайшем рассмотрении Пон-Нёф оказался бы не просто солидным и элегантным стариком. В действительности ногти его, зубы и радужка состояли из того же камня, что и у его прославленного подопечного, — как и пуговицы на его жилете и гетрах, перстень и набалдашник трости, которую он оставил в холле.

— Вы ведь не сомневаетесь в нашей полезности, — начал Пон-Нёф в качестве преамбулы.

Гриффон догадался, что речь идет о пользе от парижских троллей, и кивнул:

— Это само собой разумеется.

Собственно, залучить тролля — это лучшее из того, что может случиться с мостом. Как только тролль выбирал себе мост, а порой — как только в мост закладывался первый камень, он уже больше не покидал моста и проявлял о нем ревностную заботу. Между троллем и его мостом существовала тесная связь. Они старели, страдали и процветали вместе. Ни один тролль не мог избавить свой мост от недостатков конструкции, катастроф или забвения, но было совершенно точно известно, что долговечны исключительно те мосты, душой и защитником которых становился тролль.

— И вы знаете, на какие жертвы мы пошли, — добавил Пон-Нёф.

И вновь Гриффон кивнул.

— Безусловно.

Жертвы? Нет, это было не слишком сильно сказано.

Ведь если тролль соединял с мостом всю свою жизнь, то он и умирал вместе с ним. Порой это случалось от старости и общей апатии. Но чаще всего это происходило с разрушением моста, случайным либо намеренным, и никому не было до этого дела. Париж повидал множество мостов, уничтоженных пожарами, смытых наводнениями или снесенных ради замены. И всякий раз с ними погибали тролли.

— Что ж, нам бы хотелось, чтобы парижане признали с этим и наши заслуги, Луи.

Гриффон нахмурился.

— Боюсь, я не понимаю, — признался он.

— Прежде парижане не подозревали о нашем существовании, и мы незаметно взимали свою долю с пересекающих мост грузов в качестве платы за наше время и усилия. И, если вам угодно услышать мое мнение, это было идеально.

— Когда вы говорите «прежде», — вмешался Азенкур со своего столика, — вы подразумеваете «прежде Дня Фей».

То есть прежде чем феи вздумали публично раскрыть существование Иного Мира и его обитателей, безразлично — успели ли они с тем или иным успехом тайно переселиться на Землю.

Пон-Нёф оборотился к крылатому коту.

— И прежде Парижских соглашений, — подтвердил он. — С тех пор не было и речи о том, чтобы мы забирали свою долю. Мы взяли на себя обязательство и придерживаемся его.

— Но, по-моему, — заметил Гриффон, — была предусмотрена компенсация…

— Отчисления, да. Я сам, как дуайен, и вел переговоры. Отчисления, которые парижские советники согласились выплачивать нам ежемесячно. Но видите ли, регулярная выплата отчислений так и не наладилась.

— Так и не наладилась? — воскликнул Азенкур.

— Именно, так и не наладилась. А с некоторых пор прекратилась вообще.

— Давно ли? — спросил Гриффон.

— Десять лет назад.

Удивленный Гриффон примолк. Конечно, для тролля под мостом время течет не так, как для окружающего его мира. Но чтобы десять лет?

— И отчего такие задержки? — спросил Азенкур.

— Префектура приводила мне разные причины, — объяснил Пон-Нёф. — Но на самом деле они считают, что услуги, которые мы оказываем, изжили себя. Мы как бы стали бесполезны…

— Возмутительно! — бросил крылатый кот с выражением глубочайшего презрения к человечеству в целом и к бюрократам в частности.

После чего свернулся в клубок, потерял всякий интерес к происходящему и уснул.

— Чего вы ожидаете от меня? — спросил Гриффон. — Вы хотите, чтобы я ходатайствовал перед префектурой?

— Все мои усилия были напрасны. Там все безнадежно.

— Тогда обратитесь в представительство Иного Мира.

— Я уже пытался. Мне сказали, что это дело касается только Парижа и парижских троллей, и выпроводили меня.

— В таком случае чем же я могу вам помочь?

— Сейчас у меня дома проходит собрание. В нем участвуют все тролли Парижа, и возмущение все разгорается. Боюсь, что самые темпераментные из нас решатся на радикальные меры. Составьте мне компанию и помогите мне привести их в чувство. От конфликта никто ничего не выиграет…

— Ведите меня, — сказал Гриффон, поднимаясь на ноги.

— Спасибо, — сказал Пон-Нёф, следуя его примеру. — Большое спасибо.

— Право, не стоит. К тому же я не уверен, что смогу многое сделать.

— Увидим. Завтра я попрошу аудиенции у королевы Мелианы.

Они вышли в прихожую, где оба надели пальто и шляпы.

— Десять лет, — сказал Гриффон, застегивая пуговицы перед зеркалом. — И с чего так вдруг… я хочу сказать, спустя целых десять лет?

Пон-Нёф улыбнулся:

— Мы, тролли, порой медленно собираемся. Но однажды стронувшись…

— Понимаю.

Гриффон открыл перед Пон-Нёфом двери, протянул руку к трости, которая сама легла ему в ладонь, и вышел, притворив затем дверь — замок заперся сам собой. Они пересекли небольшой приватный дворик, затем прошли через пешеходную калитку, прорезанную в двустворчатых каретных воротах к тупичку на площади Вьё-Сквар.

— Что вы имели в виду, упоминая о радикальных мерах? — спросил Гриффон.

Рядом с ними, не дав Пон-Нёфу ответить, остановился сверкающий «Спайкер», и из него высунулась голова улыбающейся Изабель.

— Гляди-ка! Пон-Нёф! Так вы уже знаете, Луи?

— Что именно? — ответил Гриффон.

— А, не знаете.

— Но чего?

— На мосту Тольбиак такие прелести творятся. Кто-то разобидел одного из ваших коллег, Пон-Нёф?

В «Спайкере», который покинул остров Сен-Луи через мост Луи-Филиппа — совершенно чистый — и направился к Пон-Нёфу, шла беседа, заведенная Изабелью де Сен-Жиль. Она сидела на банкетке слева, Пон-Нёф — справа. А между ними с большим неудобством втиснулся Гриффон.

— Если задуматься, — сказала Изабель, — вас ведь чуть не назвали мостом Плача.

— Но кто над этим задумывается? — проворчал Гриффон.

— Что ж, это правда, — любезно ответил Пон-Нёф.