Не то, чем кажется, не те, кем кажутся (СИ) - "Specialhero"
— Она сбежала от моего секретаря, пока я была на заседании, — он явно ждал какого-то объяснения, раз пошел с ними к лифту. — Спасибо вам.
Она нажала на кнопку, напряженно ожидая его требований, но он кивнул и отступил на шаг.
Едва двери лифта сомкнулись за ними, Амелия опустилась на колени и крепко-крепко прижала к себе племянницу.
— Сьюзи, родная моя... никогда больше так не делай, обещаешь?
— Да, — обняла ее та в ответ. — Я случайно, правда, тетя.
Дверь неожиданно отворилась — лифт не дождался нажатия кнопки этажа — и Амелия, обернувшись, встретилась с растерянным взглядом так и не узнанного невыразимца. Тот, видимо, тоже не ожидал такого, потому не успел скрыть эмоций. Кажется, впервые за долгие годы кто-то в Министерстве понял, что Амелия Боунс — тоже живой человек... И лишь Мерлину известно, как он распорядится этой информацией.
Прошла неделя, другая... Требований не поступало, не было и других неожиданностей. Амелия немного успокоилась и стала больше задумываться о реакции Сьюзен на того незнакомца. Ну и о его личности, конечно. Племянница продолжала расспрашивать про "дядю Августа" каждый раз, когда она приходила с работы.
Девочке нужна была семья. Отец и мать. А не старая черствая, а главное, вечно занятая тетка. Вот она и потянулась к первому, кто оказался к ней внимателен и добр. Может ли она позволить племяннице встретиться с ним, раз уж та так просит?
Невольно пришлось разбираться и ворошить старые документы.
И тут — как гром среди ясного неба — она наткнулась на собственные воспоминания о падении Волдеморта, и о том, что очень похожий мужчина был... Точно, Августус Руквуд. Отдел тайн.
Она просматривала одно воспоминание за другим, и тепло, так предательски поселившееся в душе, таяло.
"Виновен" — говорили все документы.
"Виновен" — спокойно, как школьный урок, отвечал он сам — там, в ее воспоминаниях.
Да и метка говорила сама за себя.
Шпион... И в самой глубине души еще скреблось: был ли он среди тех, кто напал на ее семью?
"Хоть бы Сьюзен больше ничего не спрашивала. Надо ее куда-нибудь отвезти — новые впечатления должны помочь позабыть..."
Глава 2.
Чужой среди не своих
Первым, что Августус услышал от Родольфуса Лестрейнджа из камеры напротив, было язвительное:
— Тебя не отмазали, ну надо же.
— Видимо, грешил больше, чем нужно? — с деланным равнодушием откликнулся он, оценив щелчок по носу и в очередной раз повторив себе: никогда не надо думать, что ты умнее всех. Даже если это не только ты, а все твои коллеги по работе и начальник тоже. Однако спрашивать, кто и когда его раскусил, не стал — старший Лестрейндж на блефе попадался неоднократно. Может, все не так и плохо.
— А сколько нужно? Какова мера, за которую тебя бы простили? Может, у вас там начальник сменился, и некому замолвить слово за ценного сотрудника?
— Ценность определяется делами, — процедил Августус. — А чем занимался я, тебе прекрасно известно.
— Ну... не могу сказать, чтоб ты особо старался в рейдах.
— Ты и сам там бывал не часто.
— Да уж почаще тебя...
— Что, будем разбираться, кто из нас более достоин вот этого? — Августус обвел рукой окружающее пространство.
Разговаривая, они оба приблизились к решеткам и теперь могли довольно неплохо друг друга видеть, так что Лестрейндж только фыркнул в ответ, отвернулся и отошел.
После падения Лорда метки на руках повыцвели, а главное, сознание их носителей стало постепенно меняться. Августус наблюдал, слушал, записывал, и раз в неделю, в самые разные дни, чтобы не вызывать вопросов, оставлял вместо себя «куклу» и отправлялся на работу — в родной отдел. Удачное расположение — крайняя камера за непонятным выступом, частично отделявшим ее от остального коридора, требовала только усыпить или просто бросить Конфундус на Лестрейнджа, а там можно было спокойно выходить: ключи были, петли смазаны, да и Купол Тишины наколдовать он вполне мог, что и делал — зачем ему ненужный риск.
В министерстве он имел возможность хотя бы ненадолго привести себя в порядок, а заодно заняться любимым делом — аналитикой. Его же коллеги получали в свое распоряжение его руку с меткой, изучение которой, увы, шло у них ни шатко ни валко — все же недоброй памяти Том Реддл был тем еще гением. Если бы не его дурацкие амбиции…
Естественно, "на воле" Руквуд постоянно находился под личиной — с помощью амулета, а не оборотного зелья, несовершенного из-за короткого времени действия. Хотя не особо-то он по министерству разгуливал, разве что до Архива и обратно, но по своему отделу, конечно, ходил иногда довольно активно — меткой занималось другое подразделение.
Вот и в тот раз он вышел в Архив и, пройдя поворот, ведущий к аналитикам, где он имел удовольствие трудиться, получил неожиданный сюрприз: маленьких девочек в обычно пустынных коридорах ОТ он еще ни разу не видел. Плачущих маленьких девочек… Но все когда-то случается впервые, и, как оказалось, к лучшему — пятилетняя Сьюзен Боунс, своим детским выбросом присвоившая его в самые настоящие родственники, все это время была маленьким солнышком, согревавшим его ледяные дни в Азкабане.
Память снова и снова радостно возвращала ему эти воспоминания — теплая детская тяжесть на руке, мягкие ладошки… Такая маленькая, такая доверчивая, хоть и "с незнакомыми нельзя" — но ведь тогда у нее даже вариантов не было. Кто бы мог подумать, что она окажется племянницей главы Отдела магического правопорядка!
Он вспоминал, как не хотелось ему тогда отдавать девочку этой стерве, и так же остро, как наяву, вставал перед глазами момент, когда перед ним приоткрылась завеса тайны: железная Амелия — тоже человек. Притом — человек любящий. Это было так неожиданно, но двери лифта быстро закрылись, унося тетку с племянницей прочь и оставляя его со странным кусочком тепла в душе. Невероятным сокровищем — как понял он чуть позже, в волшебной тюрьме. Что поделать — работа такая.
Довольно быстро Августус выяснил, что лишь самые недалекие из Пожирателей, вроде Джагсона и компании, не задумывались над тем, что он не просто может, но и должен работать на две организации. Никто из его "коллег по метке" не считал, что в Отделе Тайн сидят сплошные сумасшедшие ученые, узкие специалисты, служащие науке и только науке, которым все равно до окружающего их мира. Ну и руководства им, если уж на то пошло. Так что Родольфус всего лишь высказал общее мнение — разница между Августусом и всеми остальными была, и знали о ней почти все.
А потому приходилось особо тщательно скрывать защитный амулет от действия дементоров — старую разработку отдела, что давно была на службе стражи Азкабана — человеческой, разумеется, и без которой ни один волшебник, кроме осужденных, не пересекал границ волшебной тюрьмы. И еще его пришлось в спешном порядке дорабатывать.
Не сильно-то это помогло, по мнению Августуса — после доработки пришлось скрывать уже свое истинное состояние, а он силен был отнюдь не в лицедействе. Так что периодически просто снимал едва заметное кольцо и надевал обратно только когда становилось совсем невмоготу. Иначе было бы не скрыть, что новая защита ОТ от дементоров оказалась замечательной: не отпугивала, как раньше, а полностью блокировала все, даже исходящий от тварей леденящий холод. От тварей, но не от камней...
Все чаще, слушая разговоры, он сожалел, что не может поделиться защитой хотя бы с Рабастаном. Самый младший из них, совсем еще мальчишка, после того, как метка перестала действовать, сам был в ужасе от содеянного и ел себя поедом — в том числе вслух, а дементоры… твари его ценили. Впрочем, младшего Лестрейнджа частично спасала Беллатрикс — яркая, эмоциональная и совершенно не умеющая молчать… Она не каялась, она ругалась на все подряд, едко и изобретательно. Дементорам нравилось всё — ругань, крики, отчаяние. Все, кроме равнодушия.
