Властелин Безмолвного Королевства - Кук Глен Чарльз
– Хорошо, что не потрудились. Ведь их ждала неизбежная гибель.
– Для нас тоже хорошо.
Поскольку коннектенцы участвовали в кальзирском походе, они получили некоторые права. Хоть патриарх и не спешил их привечать, они помогли королю Питеру Навайскому, тому самому, который был женат на сестре герцога Тормонда, завоевать многочисленные земли. Теперь королева Изабет стала защитницей Коннека.
– Да. Так что же?
– Совершенный, вы собрались прочитать мне проповедь?
Граф Реймон имел весьма грозный вид. Он был высок, смугл, худощав и выглядел старше своих двадцати четырех с половиной лет. Левый его глаз пересекал длинный свежий шрам, придававший ему совсем уж зверский облик.
– Лучше зовите меня просто «брат», – отозвался брат Свечка, вздергивая седую кустистую бровь.
– Брат, в нашем семействе есть и мейсаляне. И я узнаю в ваших глазах тот особый блеск, что сулит скорый приступ благочестивых нотаций. – Граф славился своей язвительностью.
Свечка удивленно вздернул и вторую бровь, а потом усмехнулся.
– Этот фокус со мной тоже не пройдет, брат. Я не чувствую ни малейшей потребности водить с вами дружбу. Всем известно, как беззастенчиво вы, мейсалянские монахи, крутите людьми по своему усмотрению.
– Склоняюсь перед вашей юностью, которой не терпится наделать собственных ошибок.
– Беззастенчиво.
Брат Свечка мысленно махнул рукой. Граф не оставлял ему места для маневра. Да и в любом случае вразумлять его было поздно. Ад уже давно запустил в Коннек свои щупальца. Дурные времена порождали злобных юнцов. Монах лишь зря теряет время, пытаясь остановить поток жестокости. Ныне его главная обязанность – сберечь то немногое, что еще можно сберечь.
Недовольно фыркнув, брат Свечка решил, что ищущий свет не должен тщить себя иллюзиями вроде ада. Ад существует лишь в воображении епископальных священников. Более примитивные чалдарянские религии, зародившиеся в дальних краях, признавали существование ворога, но не верили в бездну вечного страдания. Брат Свечка не знал, как именно в верования западных чалдарян пробралось понятие ада. У других племен, например у появившихся гораздо раньше прочих дэвов и дейншокинов, кара и вознаграждение настигали смертных прямо здесь, в этом мире.
Если так, то дэвы и дейншо уже должны были к нынешнему моменту очиститься ото всех грехов. Ведь их Господь с помощью чалдарян нещадно карал их вот уже целую вечность.
– Совершенный, вас что-то насмешило?
– Брат. Называйте меня «брат». Я обратился мыслями к тяжелой участи тех, кто отвергает истинный путь. В нынешние времена они, должно быть, уверились, что их Бог отвернулся от них.
– Так им и надо – тем, кто склоняется перед Тиранией Ночи.
В этом и заключался парадокс существования.
Бог существовал, хоть его и не видели уже долгое время. Все боги существовали. Временами они вмешивались в дела смертных. Где-то существовали всевозможные демоны и духи – все, кого хоть раз оживляло воображение. Духи деревьев, рек и камней. Ночные создания были настоящими до дрожи, их все еще можно было найти даже в тех краях, где основная религия отрицала их существование. Ночные существа скрывались даже в Коннеке, который еще со времен Древней Бротской Империи считался землей без волшебства. Мелкие сущности по-прежнему обитали там, где и всегда, – в лесах, горах, в древних каменных кругах, которые, по преданиям невежественных деревенских жителей, когда-то воздвигли великаны. Эти сущности старались не привлекать к себе внимания, потому что Коннек располагался вдали от источников силы. Здесь они не могли вырасти и превратиться во что-нибудь по-настоящему ужасное. Они скрывались, ведь стоило им проявить себя, как по их душу тут же заявлялись епископальные охотники на ведьм.
Духов покрупнее уже давно заточили в статуи или валуны и закопали на перекрестках или заключили в магические мечи и кольца (хотя такими безделушками редко кто пользовался – они так и норовили предать хозяина), надгробные камни или ворота на древних языческих кладбищах. Да и немного их уцелело после кампании, учиненной чародеями Древней Бротской Империи.
Раньше существовали духи такие могущественные, что их почитали богами или полубогами. Но они уже давно были мертвы, или же их сила и само существо были рассеяны в сотнях каменных обломков колдунами и завоевателями древнего мира. Если уж невозможно уничтожить могучее создание Ночи насовсем, люди старались рассеять его силу, сделать его безобидным.
А уничтожить насовсем было трудно, поскольку вера могла воскресить любого из духов, отрезанного от остатков магии.
Некоторым удавалось вновь собрать их сущность воедино. Этим занимались жадные до могущества волшебники. Хотя на западе вот уже более дюжины веков чародеям не удавалось достичь подобных вершин мастерства. Здесь люди с такими способностями неизбежно попадали в коллегию, где за ними неотрывно наблюдали конкуренты. Они либо не поднимались выше положенного, либо быстро становились жертвой расправы.
– Моя вера не позволяет мне благословить ваше дело, граф, – сказал брат Свечка. – Но все же дело ваше, хоть и жестокое, следует делать, чтобы преградить путь тьме.
Тьма и Ночь существовали, а не символизировали зло. И не являлись им. Создания Ночи не были, по сути, ни злом, ни добром – во всяком случае, до тех пор, пока кто-то не навесил на них соответствующие ярлыки, не поставил метку – такую, какая обычно свидетельствует о принадлежности к касте. Или не начал использовать в собственных злых целях.
Брат Свечка был в ладу со своей совестью. Он сделал все, что мог. Но тревога все же не оставляла его. Пробуждалось что-то постороннее – и это были не просто гнев, жадность и похоть, присущие смертным.
К югу от Карон-анде-Лета появилось две дюжины солдат; они не таились, а, напротив, явно стремились привлечь внимание осаждающих. Епископ Фарфог радостно ринулся на немногочисленного с виду противника. Те мерзавцы, которые не успели дезертировать, не отличались особым умом и тоже не испугались кучки воинов, так очевидно служивших приманкой.
Епископу даже в голову не пришло, что его заманивают в ловушку. Хотя он-то как раз и обязан был об этом подумать. Хитроумный план графа Реймона едва не провалился, потому что враг оказался чересчур глупым и у него не возникло никаких подозрений.
К счастью, гролсачские солдаты из-за своей лености не спешили, к тому же их не отпускал смутный страх, что все двадцать два защитника Карон-анде-Лета вдруг выскочат из-за прикрытия стен и набросятся на них сзади.
Две дюжины коннекских солдат маячили возле замка. Рольт ждал, а в это время остальные силы графа Реймона незаметно для противника проскользнули на запад, стараясь поднять как можно меньше пыли. Кое-кого отправили и на восток – там воины затаились среди деревьев на берегу реки. Две дюжины, отвлекавшие внимание, отступили. Осаждающие вновь обратили внимание на Карон-анде-Лет и принялись с новой силой поносить осажденных, время от времени выпуская по ним стрелы.
На следующее утро давешние две дюжины вернулись. И привели с собой две сотни друзей. Некоторые наемники, из тех, кто посмекалистей, решили последовать примеру самых смекалистых однополчан, сделавших ноги несколько дней назад, и бросились наутек, но позади вдруг выросли коннекские отряды. С жалким лагерем захватчиков быстро расправились.
Настоящего боя не получилось. Гролсачские наемники бежали в разные стороны, теряя по пути людей.
Коннектенцы преследовали только тех, кто бежал не туда, куда им было нужно, – назад к реке, в сторону дома. А те, кто бежал туда, вскоре оказались в ловушке: сначала их расстреляли лучники, а потом дожала тяжелая пехота.
Оставалось только бросаться в реку. Тех, кто оказывался в воде, коннектенцы уже не трогали.
В отличие от многих, епископ Фарфог неплохо плавал, поэтому благополучно добрался до противоположного берега. Доспехи и трофеи ему пришлось бросить.
Брат Свечка пришел на место сражения, когда солдаты графа Реймона хоронили убитых наемников, некоторые из них еще дышали. Своих хоронить не пришлось. Гролсачская чернь разбежалась, так и не нанеся никакого ущерба противнику.
