Дороти должна умереть - Пейдж Даниэль

— Куда ты собралась? — спросила я, хотя прекрасно знала ответ. — Ты на три дня практически впадаешь в кому, а потом внезапно оживаешь и устремляешься прямиком в бар.

В этом не было ничего странного. В новом мире моей мамы имелось лишь два сценария: диван и бар. И если она не разыгрывала один, то переключалась на другой.

— Не начинай. — Мама обреченно вздохнула. — Я думала, ты обрадуешься, что я пришла в норму. Неужели лучше, если бы твоя мать продолжала лежать на диване? Нет, может, тебе и нравится хандрить дома, но кое у кого есть настоящая жизнь. — После этих слов она взлохматила и без того взъерошенные волосы и приступила к поискам сумочки.

Все это было совершенно неправильно! Каждое ее слово! В итоге я даже не смогла понять, что же из сказанного раздражает больше, и как следует на нее разозлиться. Вместо этого я решила воззвать к голосу разума:

— Но ведь именно ты только что сказала, что надвигается торнадо. Это опасно. Ты можешь пострадать, попасть под упавшее дерево. Разве Тони не понимает?

— Это торнадо-вечеринка, мисс Всезнайка! — сказала мама таким тоном, будто одна фраза все объясняла. Ее покрасневшие глаза загорелись от предвкушения, когда мама нашла-таки сумочку, валявшуюся на полу около холодильника, и повесила на плечо.

В таких случаях не имело смысла спорить, и я это знала.

— Распишись вот здесь, — потребовала я, доставая листок, выданный мистером Стракеном. Подпись была нужна, чтобы показать, что мама ознакомилась с его содержанием и знает, как я, по мнению директора с завучем, сегодня поступила и какое за это наказание понесла. — Меня отстранили от занятий, — пояснила я.

Маме потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить сказанное, но когда она наконец отреагировала, ее лицо выражало лишь раздражение.

— Отстранили? Что ты натворила?

Мама вновь протиснулась мимо меня, на этот раз за ключами, словно я не человек, а предмет мебели, мешающий свободно передвигаться. Интересно, если бы мы жили в нормальном доме с двумя ванными комнатами, она бы так же сильно меня ненавидела? Или, может, обиду усугубляют маленькие пространства? Как с теми цветами, которые когда-то выращивала мама: они лучше росли в маленьких горшках.

— Я подралась, — невозмутимо ответила я; мать продолжала сверлить меня взглядом. — С беременной.

Мама испустила долгий свистящий вздох и возвела глаза к потолку.

— Замечательно, — выдавила она. И в ее голосе, увы, слышалась не только и не столько материнская забота.

Я бы могла все объяснить. Рассказать, как все было. Убедить, что я не виновата и не первая полезла в драку. Но дело в том, что сейчас, именно сейчас, я даже хотела, чтобы мама думала, будто ее дочь совершила нечто омерзительное. Ведь если я из тех девчонок, которые накидываются на беременных с кулаками, то во всем виноваты родители. И их из рук вон плохое воспитание.

— И с кем же ты подралась? — потребовала объяснения мама, с грохотом ставя на стол сумочку.

— С Мэдисон Пендлтон.

Мама прищурилась. Но не из-за моей выходки, просто она вспомнила Мэдисон.

— Ну конечно же! Эта маленькая сучка во всем розовом, из-за которой твой день рождения полетел к чертям собачьим! — Мама ненадолго замолчала и закусила губу. — Ты ни капельки не понимаешь, а? Она ведь уже получила свое. Незачем больше стараться.

— Ты о чем? Отстранили не ее — меня.

Мама вытянула руку, поглаживая воздух, будто была беременна.

— Даю ей год. Максимум два — и девчонка обзаведется собственным трейлером по соседству. Парень ее скоро бросит. И останется она в гордом одиночестве со всеми своими грехами.

— Она расхаживает по школе, — покачала я головой, — словно они с Дастином все равно станут королем и королевой выпускного.

— Ха! — фыркнула мама. — Это пока. Но как только родится ребенок, нормальная жизнь для нее закончится.

Повисла долгая пауза. На долю секунды я вдруг вспомнила прежнюю маму. Ту, что вытирала мне слезы и устраивала соревнования по поеданию торта в тот судьбоносный день рождения. «Зато нам больше достанется», — уверяла она. И это был последний раз, когда мама вообще вспомнила о моем дне рождения.

Теперь я не знала, что делать, когда она ведет себя вот так. Когда мы разговариваем почти как нормальные мать и дочь. Когда мне кажется, что ей не все равно, и я замечаю слабую тень прежней матери. Лишь проблеск, но я все же подалась вперед, опершись о кухонную тумбочку.

— Сначала кажется, что у тебя есть все, а впереди целая жизнь, — продолжила мама, разглядывая свое отражение в дверце духовки и поправляя волосы. — А потом — бац! — и дети начинают высасывать ее до последней капли, словно маленькие вампиреныши, не оставив тебе ни глоточка.

Было ясно как божий день, сейчас мама говорила уже не о Мэдисон, а обо мне. Когда-то я стала ее «маленьким вампиренышем». В душе закипала ярость. Только моя мама могла вывернуть любую ситуацию так, чтобы пожалеть себя и обвинить меня.

— Спасибо, мамочка, — отозвалась я. — Да, ты права. Именно я разрушила твою жизнь. Не ты сама. Не папа. А то, что я забочусь о тебе с тринадцати лет, — так это лишь часть коварного плана, призванного окончательно ее уничтожить.

— Не принимай все так близко к сердцу, Эми, — фыркнула мама. — Дело не в тебе.

— Не во мне? Конечно, как же иначе? Это ведь ты у нас всегда в центре внимания!

Мама окинула меня беглым взглядом. За окном загудел автомобиль.

— Мне некогда выслушивать твои упреки. Тони ждет. — С этими словами она кинулась к двери.

— И ты вот так просто оставишь меня во время торнадо?

Не то чтобы я волновалась на этот счет. Мне не верилось, что грядет нечто серьезное. Но я хотела, чтоб волновалась она, чтобы бегала вокруг дома, расставляя громоотводы и проверяя, хватит ли нам воды на ближайшую неделю. Хотела, чтобы мама заботилась обо мне. Разве не так поступают все матери? Я сумею о себе позаботиться, но ведь это не значит, что я не паникую каждый раз, когда она бросает меня вот так, в полном одиночестве, не сказав даже, когда вернется и вернется ли вообще. И вопрос этот остается открытым даже в те дни, когда погода на дворе вполне обычная.

— Лучше уж уйти, чем оставаться здесь, — резко ответила она и ушла, прежде чем мне удалось придумать достойный ответ.

Я распахнула дверь, когда мама уже скользнула на переднее сиденье «шевроле-камаро» Тони, и успела заметить, как она поправила зеркальце. Буквально за мгновение до того, как автомобиль сорвался с места, вместо своего отражения мама поймала в нем мое. Я даже лишилась удовольствия хлопнуть дверью: за меня расстарался ветер. Может, на этот раз прогноз окажется правдивым?

Я подумала было о Дастине и стипендии, которую он так никогда и не получит, об отце, бросившем меня, как только ему представилась первая же возможность сбежать отсюда. О том, что делает это место с людьми. Но мне было плевать, надвигается торнадо или нет, ведь я — не Дороти, и в моей жизни какой-то маленький глупый штормик ничего не изменит.

Я подошла к комоду, ютившемуся вплотную к плите, и, выдвинув самый верхний ящик, попыталась нащупать красно-белый полосатый носок, в котором лежало немного наличных. Все, что за долгие годы я смогла скопить на черный день: триста сорок семь долларов. Я решила, что, как только закончится шторм, куплю на них билет на автобус. Такая сумма позволит уехать даже дальше Топики, а ведь за ее пределами мне никогда не приходилось бывать. Мама справится и сама. Я ей не нужна. Школе тоже. Так чего же я жду?

Пальцы нащупали заднюю стенку ящика. Я нашла в нем лишь носки. Просто носки. Выдернув ящик, я тщательно его обыскала. Ничего. Деньги пропали. Вся небольшая сумма, которую я копила, казалось, целую жизнь, исчезла. Просто испарилась. Несложно было догадаться, кто забрал деньги. Еще легче — на что их потратят. А без денег, машины и доброй волшебницы я застряну здесь навечно. Ладно, плевать. Все равно побег — лишь глупые мечты.

На экране телевизора вновь появился Эл Рокер. Больше он не хмурился, но даже сейчас, когда на лице синоптика красовалась широкая улыбка, подбородок у него дрожал, и казалось, мужчина в любую секунду расплачется. Он продолжал болтать что-то об изотопах, давлении и о том, что надо срочно прятаться в подвалах.